Если говорить о “поэтическом кинематографе” типа “Неотправленного письма”, “Мольбы”, “Иванова детства”, фильмов Параджанова и других, то... такая манера в целом мне лично не близка. Это кинематограф намеренно усложненный, символический, ребусный. Не моя манера. Хотя считаю, что это отнюдь не значит, будто такой манеры не должно существовать в искусстве. Напротив, её придерживаются и отстаивают люди в высокой степени талантливые… В “Ивановом детстве” Тарковского есть незабываемый для меня кадр — лошадь жует яблоки. Да, это символический кадр… Но он родился не от желания удивить, загадать загадку, а от огромного чувства сострадания к тому ужасу, который претерпел в войну народ. Я ужаснулся правде — какая она страшная, объемная!.. Но мне и в литературе не нравится изящно-самоценный образ, настораживает красивость…”.
…Наша длинная, не один день продолжавшаяся беседа однажды прервалась появлением некоего гостя. В тот вечер Шукшин назначил мне встречу на… одиннадцать часов. В одиннадцать вечера ровно я появилась у Шукшина. Но он был не в самом лучшем состоянии. И часто, вырывая у меня блокнот, сам что-то быстро писал в нем… И как раз в этот момент пришло избавление. Раздался звонок в дверь, и появился Василий Белов… Помню, меня тогда поразила фраза, сказанная Шукшиным: “Вы уж меня извините, нам придется прерваться… Видите, Вася Белов пришел. Вот писатель! Что я перед ним!..” Ручаюсь — в словах Шукшина не было никакого самоуничижения…”.
В заключение Валентина Иванова приводит такой характерный отрывок из беседы с великим русским писателем и режиссером:
“Я мечтаю поставить фильм об одном дне в моем родном селе. Этот день — Девятое мая. У меня на родине очень просто и доходчиво поминают тех, кто погиб на войне. Человек из сельсовета встает на стул или табуретку и читает фамилии — что-то около трехсот человек. Подсмотреть бы камерой глаза стоящих вокруг людей, не тревожа их, ничем не смущая, не обрушивая попутно лавину ретроспекций… Разве, может быть, параллельно монтируя, показать класс в школе, где учитель вызывает детей с теми же фамилиями — внуков погибших”.
“Так он сказал, как припечатал, и я навсегда это запомнила”, — заключает автор книги.
Алексей КОЖЕВНИКОВ
Людмила Григорьева • Радость семейного чтения (Наш современник N12 2003)
РАДОСТЬ СЕМЕЙНОГО ЧТЕНИЯ
Леонид Кокоулин. “Затески к дому”. М.: Либерея, 2003
Сегодня из многих народных бед и страданий особую боль и беспокойство вызывает духовное состояние наших детей и молодежи. Уже давно бьют тревогу учителя, библиотекари, а теперь и родители — дети не хотят читать. Целое поколение выросло под бесовским влиянием телевидения с его приоритетами насилия, злобы, разврата и всякой пошлости. Неокрепшая психика ребенка не может устоять под таким натиском. А цель ясна — поселить в человеческой душе, в сердце, сознании зачатки зла, вседозволенности, эгоизма, равнодушия. Под стать телевидению и разрушительная для души так называемая литература, смакующая убийства, ужасы, пьянство. Читают ее, не замечая, как она калечит не только душу, но и тело — провоцирует болезни и пороки. Об этом предупреждают медики и психологи, но их исследования игнорируются, замалчиваются.
Бывая в московских школах и наблюдая учеников 5—7-х классов, приходишь к выводу: интеллект, культура продолжают падать. Подавляющее большинство школьников не знают наших всемирно известных писателей (кроме школьной программы), композиторов, художников, ученых, не бывают в музеях, художественных галереях. И это горько. Меркнет в их глазах любопытство, живой интерес к познанию нового. У малышей начальной школы еще жива детская любознательность. И если не поддерживать, не развивать интерес к чтению, процесс станет необратимым. И как следствие — интеллект нации будет продолжать снижаться. Кто обеспокоен таким положением, кому на роду написано служить России, поднимают вопросы воспитания детей, полны решимости действовать в меру своих сил и возможностей. Наиболее активные пытаются разрабатывать разные умные программы, но они заведомо невыполнимы — требуют больших денег, а их, как нас уверяют, в государстве нет.Значит, надо искать другой путь и начинать снизу — с семьи.