* * *
Петербург, 19 октября
Мы здесь присутствовали при бракосочетании греческого короля с хорошенькой вел. кн. Ольгой Константиновной. Я был на всех празднествах, кроме представления, от которого я счел возможным уклониться. Бракосочетание совершилось 15... Молодой греческий король пожелал высказать свою благодарность русской печати за услуги, оказываемые ею эллинскому делу. Он решил прислать свой орден Спасителя, между прочим, Аксакову, но доброжелательные лица уверили короля, что Аксаков ярый демагог, способный отослать ему обратно его орден. Я счел долгом протестовать против подобного превратного суждения. Бедные маленькие эллинские величества, которым обоим вместе 37 лет, уезжают отсюда в будущее воскресенье. Мне они представляются как бы детьми, которых посадили в ладью и пустили в открытое море.
Письмо стало продолжением предыдущего. В результате сплетен по поводу “ярого демагога” Аксакова, который, кстати, и писал в основном о поддержке греков, судьба ордена Спасителя повисла в воздухе...
* * *
Старая Русса, 26 июня
Прежде всего я должен вам объяснить, почему я здесь очутился. Во-первых, во мне пробудили потребность переменить воздух и место вечные поездки на острова, более скучные, чем когда-либо. Но меня заставила приехать именно сюда сыпь, появившаяся у меня на всем теле. Царскосельский доктор, которому я случайно сказал об этом, уверил меня, что несколько соленых ванн в Старой Руссе были бы мне очень полезны. Это была блестящая мысль, и я сейчас же решился. Уж если ездить вообще куда-нибудь, то отчего не приехать сюда, и до сих пор я не могу пожаловаться на свой выбор. Путешествие на пароходе по Волхову одно из самых приятных, тем более, что мне благоприятствовало чудесное, чисто итальянское небо, которым мы имеем счастье наслаждаться в эти дни. Берега Волхова при подобном освещении очень привлекательны и славились бы, будь это не в России. В Новгороде я осмотрел Юрьев монастырь, отстоящий от него на три версты и очень известный благодаря покровительству графини Орловой, покорной и преданной приятельницы не менее известного отца Фотия. Монастырь великолепен и оправдывает свою известность, но, разумеется, если бы только не случайная сыпь, я никогда не подумал бы его навестить. Приехав в Старую Руссу, я посоветовался с местным врачом, который, конечно, повторил советы, данные мне его собратом в Царском. Я сейчас же начал принимать соленые ванны с примесью экстракта из сосновых игл и взял уже две ванны. Заведение для ванн очень хорошо содержится. Утром и вечером музыка, а парк довольно тенист, даже в такие жары, как теперь. Все вместе очень напоминает второразрядное заведение на водах в Германии. В Старой Руссе есть также театр, где играет труппа из Кронштадта. В бытовых пьесах эта труппа нисколько не уступает актерам петербургских театров. Что же касается общества, я встретил из более или менее знакомых лиц несколько профессоров с их женами и дочерьми, довольно неэлегантными, но очень развитыми умственно и прилично себя держащими. Но, несмотря на все эти приятные и полезные стороны, я рассчитываю быть опять в Петербурге недели через две, и до конце июля вы меня увидите в Овстуге.
Вместо лечения за границей, куда его хотели отправить родственники, Федор Иванович неожиданно выбрал Старую Руссу, некогда курортный городишко, вполне по карману русской интеллигенции, профессуре, актерам, врачам. И не ошибся в выборе.
Фотий (в миру Петр Никитич Спасский; 1792—1838), известный церковный деятель, в свое время выступивший против всесильного князя А. Н. Голицына, но поддержанный Александром I и известной графиней Анной Алексеевной Орловой-Чесменской (1785—1848), богатой благодетельницей Юрьевского монастыря, много сделал для этой обители, будучи ее настоятелем, и был похоронен в этом монастыре, в заранее приготовленном для себя гробу.
* * *
Петербург, 5 сентября
Надеюсь, что моя телеграмма дошла до вас вовремя, чтобы сгладить впечатление, которое могло произвести на вас письмо, написанное мною накануне отъезда из Москвы. Мне положительно лучше, и я счастлив, что могу сам спускаться с лестницы, и меня более не носят, как это делалось до сих пор. — Вчера я отправился председательствовать в своем Комитете. Перед тем я видел Похвиснева в самый день моего возвращения и мог возвестить этим господам, что вопрос о производстве, по крайней мере что касается главного заинтересованного лица, разрешен согласно их желаниям. Там я видел моего приятеля Полонского, который мне рассказал о бывшем у него случае. Их горничная была укушена в ногу маленькой собакой, переходя через улицу, и оказалось, что это была бешеная собака... Это напомнило мне опасения моей бедной матери, казавшиеся нам такими странными, а на самом деле имевшие основание. Погода здесь несколько изменилась; эти дни шел дождь, но воздух еще тепел, и я хочу воспользоваться этим, чтобы отправиться завтра днем на Крестовский к княгине Лизе Трубецкой, приславшей мне вчера очень любезную записку, чтобы возвестить свое появление у меня. Она уговаривает меня, чтобы я велел принести себя к ней и приводит в пример Шатобриана, который в течение многих лет, как она уверяет, составлял радость своих друзей, не двигаясь из своего передвижного кресла... Ну, нет, я не хотел бы быть ее радостью в подобном положении. Я все продолжаю поддерживать близкие соседские отношения с Деляновым и обедаю у него с профессорами и тому подобными людьми, общество которых, конечно, стоит всякого другого. Впрочем, ничего нет нового. Государь будет 15-го этого месяца в Варшаве...