Р. А.: Тут, по-моему, один выход — развивать и совершенствовать систему медицинского страхования.
С. К.: В самом деле: каждый человек как бы отдаёт государству в долг некоторую часть своего заработка, своих накоплений на медицинские нужды. Приходит время, наваливаются на человека болезни — будь любезно, государство, вернуть ему долг в виде медицинских услуг.
Р. А.: Теоретически так, но, повторяю, система медстрахования у нас находится ещё просто-таки в зачаточном состоянии. В тех же Штатах эта система существует уже больше двухсот лет, за ней установлен тщательный аудиторский, полицейский контроль — надёжный контроль, одним словом. А у нас ведь, как только страховая фирма возникает...
С. К.: ...так жди беды. Через 3—4 месяца лопнет, и спросить не с кого: зарегистрирована она, оказывается, на какую-то старушку.
Р. А.: ...А у бывшего директора фирмы “внезапно” появится за городом роскошный коттедж. Это называется — “заработал”... Не пойман — не вор. А как у нас воров ловят, вы хорошо знаете.
Илья КОМАРОВ : Послушайте, друзья, мы незаметно погрузились в какой-то глухой пессимизм: всё у нас в России не так, всё не по-людски получается. Во-первых, далеко не всегда так было. Да и сегодня не везде и не во всём так, слава Богу! Вот лучше расскажи, Ренат, как произошёл прорыв в коронарной хирургии, где ты сейчас — один из признанных в мире лидеров. Как всё начиналось?
Р. А.: Известно: чтобы появилось что-то новое, нужен энтузиаст. В нашем деле им стал профессор Виктор Крылов. На какое-то время он оказался в стороне от практической хирургии — и появилось у него время погрузиться в чтение новой литературы о сосудистой хирургии — с акцентом на мелкие сосуды. Почуял Крылов, что дело перспективное, и сумел доложить свои соображения Петровскому, тогда уже министру здравоохранения. Тот распорядился создать лабораторию микрохирургии. Мне, честно скажу, повезло, что я оказался учеником Крылова в этом новом деле. А Борис Васильевич Петровский постоянно, от конференции к конференции в Центре кардиохирургии, нас поддерживал: “Вот вы, друзья, не обращаете внимания, а Крылов со своими ребятами сшивает, ремонтирует малые сосуды под микроскопом, и с какими результатами!” Сегодня уже почти не верится, что кто-то мог сомневаться: лучше сшивать сосуд под микроскопом или под лупой. Это всё равно, что огранка алмаза, когда микроскоп сверху висит: руки свободны, головой не надо вертеть, аккуратненько обрабатывай бриллиант со всех сторон.
И. К.: Ренат! Мы давно уже беседуем, но до сих пор не рассказали друзьям-журналистам, где нас свела судьба, какое событие стало одним из самых ярких и важных в нашей жизни.
Р. А.: Да-да, Перу, 1970 год — это действительно незабываемо! Именно такие отрезки, такие периоды бытия человеческого принято называть судьбоносными. Они не просто запоминаются навсегда, из них вырастают и крепнут характеры, принципы, дружба на всю оставшуюся жизнь! А у меня ещё там, в Андах, сложилась и семья: с моей женой Натальей, в девичестве Живиловой, мы встретились именно в перуанском молодёжном отряде почти 35 лет тому назад. Встретились, чтобы никогда больше не расставаться.
И. К.: Как бывший комиссар ММО — молодёжного медицинского отряда, созданного летом 1970 года ЦК ВЛКСМ вскоре после страшного землетрясения в Перу, расскажу об отряде и его людях чуточку подробнее. Ренат, ты не возражаешь?
Р. А.: Ну что Вы, Илья, Вам и карты в руки!
И. К.: Сперва несколько сухих цифр. 31 мая 1970 года сильнейший подземный толчок за 42 секунды разрушил 250 населённых пунктов. Более миллиона перуанцев остались без крова. Район бедствия протянулся почти на тысячу километров. Каменный сель стер с лица земли красивейший город Юнгай со всем его населением... Общее число погибших от землетрясения в Андах превысило 70 тысяч человек. А сколько было раненых, искалеченных, нуждающихся в скорейшей медицинской помощи!
В наш комсомольский отряд было отобрано 55 добровольцев-врачей, студентов-медиков, санитаров. Ренат, кстати, был тогда начинающим доктором. В отличие от медицинских служб других стран, пришедших на помощь Перу, наш отряд выбрал наиболее правильную тактику. Он был разбит на несколько автономных мобильных групп, оперативно выезжающих в самые отдалённые горные селения. За два с половиной месяца мы побывали в шестидесяти населённых пунктах и оказали помощь более чем 45 тысячам перуанцев. Десяти тысячам жителей сделаны вакцинации, подготовлены санинструкторы из местного населения, созданы пункты по оказанию первой медицинской помощи.
Р. А.: Илья докладывает “по-комиссарски”, а я вспоминаю, как нас стращали перед поездкой паразитологи и тропические специалисты. Бойтесь, мол, “перуанской бородавки”, ради Бога, не приближайтесь к ламе (это местный безгорбый верблюд) — плюнет и заразит вас сифилисом. В общем, пугали со страшной силой. Горжусь, что мы не испугались и сделали свою работу по-советски.
И. К.: Я тут припрятал “рояль в кустах”, а именно книгу о работе нашего отряда, изданную четыре года назад, к 30-летию тех страшных событий в Перу. Не возражаете, я прочту отрывок из воспоминаний Рената Акчурина? В нём рассказывается, как наши ребята спасали в горах шестерых попавших в аварию перуанцев.
“...К полуночи пострадавших доставили в Уайлас. Шесть носилок встали вдоль стены. Открытые переломы, скальпированные раны головы, кисти, с которых, будто перчатки, содрана кожа. Необходимо было вывести из шока и срочно оперировать того, у которого была размозжена ступня и сломана голень. Оперировать! Но где, на чём? До госпиталя — сотня километров опасной горной дороги. Ночь.
Операционный стол соорудили из раскладушки, поставленной на табуреты. К балке, под потолком торчащей поперёк комнаты, Коля Шинаев и Ринад Адитяров приладили систему для переливания крови. Зажгли все свечи. Карманные фонари заменили операционную лампу. Стопу пришлось ампутировать. Но, чтобы парню не пришлось ходить с протезом, мы сохранили ему (по Н. И. Пирогову) пяточную кость. Во время операции несколько раз катастрофически падало артериальное давление, но Миша Романов, наркотизатор, сумел вывести больного из опасного состояния. Руководил операцией Роберт Тощаков — главный хирург отряда.
После этой были сделаны ещё четыре операции.
Неимоверно устали за ночь. Едва не валились с ног. Но нужно было ещё эвакуировать пострадавших в госпиталь. Утром должен прилететь вертолёт. Сесть поблизости от Уайласа невозможно, нет ни одной достаточных размеров площадки: городок расположен на склоне горы. Выход один: идти пешком за шесть километров в село Чумпа.
И вот, собрав последние силы, с носилками на плечах перебираемся через руины домов и завалы. Прислушиваемся: не слышно ли гула мотора? Облака могут закрыть путь через ущелье, и что тогда? Но вот сначала едва слышно, а потом, всё нарастая, послышался долгожданный рокот двигателей. Наш серебристо-голубой Ми-8 заходит на посадку...”
Р. А.: Да, всё это так ярко оживает в памяти, как будто было буквально вчера. Вспоминается и другое: приходят, помню, перуанцы и говорят: “Доктор, вот мы нашли три коробки — сбросили с вертолёта. Какие-то лекарства. Что с ними делать?” Раскрываем коробки, а там дорогостоящие антибиотики. Ну, откуда неграмотным индейцам знать, для чего эти ампулы? В другом ящике — пакеты с искусственным молоком. Тут уж, конечно, мы всё разобъяснили людям. Я к чему это вспомнил? В отличие от советской помощи, в отличие от нынешнего нашего МЧС, когда помощь оказывается масштабно и комплексно, западные страны действуют так: присылают небольшой отрядик, больничку на 2—3 койки, посылочки с небес подкинут — и достаточно. У нас другой подход, другая традиция, которой мы вправе гордиться.
С. К.: Скажите, а из Ваших соратников, что были в Перу, получились хорошие врачи?