А “крестными отцами” своими в кинематографе считаю режиссера Валерия Лонского в современной тематике и Евгения Матвеева – в классическом репертуаре. По-настоящему все началось с “Приезжей”. Лонской первым сломал в моем сознании стереотип восприятия кинематографического образа – что называется, обратил глаза мои в душу. Между нами возникло, потом уже, полное взаимопонимание. Но далеко не сразу.
У него есть такое интересное признание, оставшееся в печати. Вот оно: “ …откровенно говоря, Михайлов поначалу мне не понравился. И не понравился не как человек, а как кандидат на ту роль, которую предлагал сценарий Артура Макарова. Мне казалось, что наш герой должен быть иным. И внешность у него другая, и темперамент. К тому же Михайлов очень своеобразно видел заявленный характер, что также шло вразрез с моими представлениями.
Лишь благодаря настойчивости второго режиссера была сделана еще одна кинопроба. Михайлов снова появился в группе. А когда съемка закончилась, стало ясно, что я был не прав. Именно этот актер…” – ну, и прочее, всякие хорошие слова потом.
В общем, дальнейшие наши поиски шли уже вместе. Моему герою – деревенскому удалому шоферу Федору Бариневу в фильме “Приезжая” – пришлось с головой погрузиться в сложные метания совести, испытать ломку собственного гордого характера. И выйти к открытию доброты в себе, к открытию душевного тепла. И все это – из-за внезапно вспыхнувшей любви к молоденькой учительнице, приехавшей в село из города.
Он ведь чем интересен, шофер Баринев? Живет деревенский баловень, а драгоценных свойств души своей – не ведает, не знает. Пока высокое чувство ответственности за судьбу другого человека не вознесет его над собой прежним. И какие тут сильные и тонкие переживания идут, и как он крепко задумывается над своей жизнью! Преображается. Надежным становится парень. На плечо которого можно опереться. Я говорю это о драматургии, а о том, как я сыграл, судить не мне, а зрителю.
Эта энергетика образа, если он верно сыгран, должна потом передаваться и зрителю. Но… к этому можно только стремиться. А вот уловить – происходит потом это таинство в полной мере или нет – человеку уже не под силу. Тут недалеко и до самообольщения.
Очень важно, как проявляется человек в любви. По-настоящему любящий человек – он сильный и красивый. Такой мне интересен. Не изначально, а в преображении. В неожиданном раскрытии, к которому его подталкивает экстремальная ситуация. И доброту – я очень ее ценю. Дорого человеческое умение быть по-настоящему добрым. И если уж идти дальше, то мне крайне необходимо подчас как бы со стороны посмотреть на самого себя: а каков ты есть, играющий сейчас доброту? Проверить лишний раз – какие ты прячешь в себе недостатки? Может, ты не совсем такой, каким тебя видят люди?.. Надо разговаривать со своим вторым “я” . И в роли – и во всех ситуациях жизни.
Актерская профессия – это диагноз. Люди, посвятившие себя ей, по-моему, в хорошем смысле слова немножко ненормальные, они более обостренно ощущают время. Я всегда играл очень много, считаю, что мне повезло на роли. Они были очень интересными, глубокими. И сейчас, в Малом, я играю в дорогих мне спектаклях – в “Иване Грозном”, “Чайке”. Но если актер скажет, что у него все состоялось, то ему надо уходить из искусства. Достигать ему там уже нечего. А живет он в искусстве – только в стремлении достичь того, что им еще не достигнуто или не вполне достигнуто. В этом движении к недостигнутому как творческая личность он живет.
Я, например, считаю, что с ролью в ленте “Одиноким предоставляется общежитие” режиссера Самсона Самсонова мне повезло. Герой мой, бывший моряк, списанный на берег, неожиданно попадает в нелепое положение – его назначают комендантом женского общежития. Сценарий дает вольный простор, чтобы характеры в комедийных ситуациях проявлялись в полной мере.
Правда, многим моим друзьям кажется, что в искусстве мне ближе всего по духу мятежные и мятущиеся русские интеллигенты – чеховские персонажи. Им больше нравятся такие мои работы, как доктор Астров, доктор Дорн. Собственно, эти герои – сам Чехов и есть… Но мне прежде всего интересна и важна личность героя. А социальная его принадлежность – это уже второй вопрос.
В той серии киноролей, которые я сыграл – майор Станицын в “Меня ждут на земле”, Юрий Русанов в фильме “Риск – благородное дело”, Гидо Торстенсен в “Похищении Савойи” и так далее, – не во всех случаях, конечно, не совсем сбылось ожидание чуда. И это закономерно: у людей моей профессии остается вечная неудовлетворенность собой, своими ролями, как бы кто ни выкладывался в работе. Был у меня период, когда я лет пять не снимался. Много предлагаемых ролей казались просто неинтересными. Мне неинтересно играть в игрища по типу американских фильмов. Когда в сценариях много крови, смертей, убийств, атрофируется чувство сострадания в людях. Зачем все это насаждать?