“…Не давая характеристик Николаю II и его семье, рассмотрим ставшие одиозными фигуры большевиков, непосредственно принимавших участие в судьбе Романовых.
“Я двадцать лет в партии, с 12-го года член ЦК, побегов, тюрем, ссылок – больше чем волос на голове! В 17-м году с Ильичем переворотом в Смольном руководил…” – патетически восклицает в пьесе Уральский облвоенком Шая Голощекин. На самом же деле в 1918 году стаж пребывания его в РСДРП(б) равнялся пятнадцати, а не двадцати годам. Арестовывался, с последующим тюремным заключением или высылкой, Филипп Исаевич пять раз, из ссылок же бежал дважды (в 1910-м, в 1913-м). В 1912 году на VI (Пражской) конференции был избран в члены ЦК РСДРП. В Октябрьские дни руководил отделом внутренней и внешней связи Петроградского военно-революционного комитета, с декабря 1917-го – член Екатеринбургского комитета РСДРП(б), с февраля 1918-го – Уральский облвоенком, член обкома партии и облсовета. (…) Однако ни энциклопедия “Великая Октябрьская социалистическая революция” (Москва, 1987), ни энциклопедия “Гражданская война и военная интервенция в СССР” (Москва, 1987) не говорят о том, что Голощекин был арестован и расстрелян как “враг народа” в октябре 1941 года, а полтора десятка лет спустя реабилитирован.
“Я жизнь свою положил на алтарь революции! А у меня, кроме нее, никого!..” – убежденно говорит со сцены председатель Уральского облисполкома А. Г. Белобородов. Член партии с 1907 года, а с апреля 1917 года член уральского областного комитета РСДРП(б), делегат знаменитой апрельской конференции и VI съезда партии, в пьесе он колеблется и отказывается участвовать в решении судьбы Романовых в отсутствии Голощекина и без санкции Москвы (“Москва ровно воды в рот. Свердлов на запросы не отвечает. Тот еще… дипломат”). Однако позже, когда встает вопрос о том, что же делать с доктором Боткиным и прислугой, он, не колеблясь, рубит: “Тут не об чем рассуждать. Прислужники поведеньем своим доказали преданность всероссийскому убийце и тем обрекли себя на смерть”. Говорил ли так Белобородов, мы не знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем, но нам известно, что позже, в 1919 году, он являлся уполномоченным Совета рабочей и крестьянской обороны по подавлению Вешенского мятежа, а затем был заместителем начальника Политуправления Реввоенсовета Республики, занимал ряд ответственных постов, в 1919–1920 годах был членом ЦК партии. В 1927-м за участие в троцкистской оппозиции был исключен из партии, затем раскаялся, признал свои ошибки и в 1930 году восстановлен в партии. Но это его не спасло от расстрела в 1938 году.
Не менее противоречива фигура Уральского комиссара снабжения П. Л. Войкова. Меньшевик с 1903 года, переметнувшийся к большевикам в августе 1917-го, он в октябре становится секретарем областного бюро профсоюзов и председателем городской Думы Екатеринбурга. После описываемых в пьесе событий работает в Наркомпроде, в 1919 году становится председателем правления Центросоюза, а с 1920-го – одновременно членом коллегии Наркомвнешторга. В 1924-м Войков назначается полпредом СССР в Польше и 7 июня 1927 года погибает от руки белоэмигранта. Его тело было доставлено в Москву и предано земле у Кремлевской стены, а имя дано одной из станций Московского метрополитена.
Наименее изученной остается личность председателя Следственной комиссии Уральского областного ревтрибунала, товарища комиссара юстиции Уральской области, члена коллегии областной ЧК, коммуниста с 1905 года Я. М. Юровского. “Вот он, наш уральский, пролетарский якобинец”, – коротко и ясно характеризует его в спектакле Голощекин. После екатеринбургских событий и июля 1918 года он перебирается в столицу, где заведует районными ЧК Москвы, а в 1919 – 1920 годах возвращается в Екатеринбург председателем губернской ЧК. Позже “пролетарский якобинец” появляется опять в Москве и работает в Наркомате рабоче-крестьянской инспекции и Государственном хранилище ценностей. Умирает в 1938 году от язвы желудка.
(…) В пьесе, когда Вайнер спрашивает Николая: “Как оправдаете вину свою перед народом?”, – бывший царь отвечает: “Что ж. Согласен, коли сперва вы оправдаете те преступления своей власти перед народом. За 80 лет, вплоть до 1905 года, в империи было казнено людей меньше, чем сейчас ежедневно...”. Но эта фраза царя представляется явно надуманной, если говорить о событиях, предшествовавших июлю 1918 года.
Красный террор был объявлен постановлением Совета народных комиссаров от 5 сентября 1918 года. Террор объявлялся после убийства председателя петроградской ЧК М. С. Урицкого и покушения на В. И. Ленина 30 августа 1918 года. Красный террор был объявлен как ответ на усиление контрреволюционного террора летом и осенью 1918 года. (…) Так что вкладывать в уста царя ставшую ныне модной мысль об изначальной кроваво-карательной сути большевистской власти, на мой взгляд, неправомерно…”.