Роль капитана Ермакова, человека сильного, мужественного, жизне-радостного, надо было играть в такой невероятной динамике – и по сюжету, и по режиссерскому замыслу! Тут, во-первых, собственное его прозрение – человека, переживающего нечеловеческие испытания. Ведь напряжение смертельного боя только растет, фашисты стягивают кольцо, гибнут бойцы один за другим, а дивизия все молчит, все не открывает огонь. Батальон выполнил свой долг до конца, так и не узнав, что артполк переброшен на другой плацдарм… А во-вторых, прозрение Ермакова возлагает на него же самого невыполнимую, казалось бы, сверхзадачу: брошенные на произвол судьбы должны верить, что погибают сейчас – не зря.
Горстка людей, спаянная солдатской дружбой, конечно же, не могла себе представить перед несметными силами врага, не могла поверить в то, что никто не придет им на помощь. И в роковые минуты боя Ермаков уверяет их: кровь не проливается даром. Но ему ведь в этой бессмысленно-жестокой ситуации надо прежде самому поверить – что недаром!
“– Как же дивизия-то? – спрашивает со злостью пожилой пулеметчик. – Или впустую все?
– Когда убиваешь немца, который стреляет в тебя, значит, не впустую. Родину не защищают впустую!”
И дальше капитан Ермаков говорит спокойно, с улыбкой:
“– Если батальон погибнет, то с верой. Без веры в дело умирать страшно…”
Да, капитан знает ту истину, которая выше всех фронтовых трагических неувязок, – кровь, пролитая за Родину, не бывает пролитой даром ! Но для меня самой важной фразой Ермакова была такая: “ …но ведь Россия – не бездонна!”. Эту фразу он не мог сказать своим сотоварищам – он мог сказать ее только командованию. Произнося ее, я чувствовал, как все сжималось во мне, и спазм сдавливал горло. Я видел не только тех ребят, которые были рядом с Ермаковым. А всю многомиллионную армию, брошенную в горнило войны. И тех ребят, которые сегодня стоят на рубежах нашей страны, честно служат Отечеству.
А это уже – героический эпос двадцатого века. Вот каких произведений не рождает наша постперестроечная современность: нет героической энергетики для творчества такого рода. Все можно говорить, обо всем можно писать, а этого – нет: не получается.
Вышли рукописи, не сгоревшие в лихие годы, появились фильмы, положенные когда-то на полку. А по-настоящему нового в художественной сфере пока мало. Действительно новыми и интересными стали сегодня как раз документальные, публицистические материалы. С художественными произведениями – много сложней. Вот и думаешь: если наступившими свободами выхолощено само наше время, то это – не наши свободы…
Литература, кино, искусство вообще не формируют сегодня тип сильного и честного героя. В теперешней реальности человеку можно стать сильным – через криминал, а в честных своих помыслах он вынужден терпеть жизненные поражения и унижения. Не оттого ли с ходом перестройки, когда рушились идеалы армии и сама армия, пошла целая серия офицерских самоубийств? Сохраняя офицерскую честь, честные отчаявшиеся люди в погонах оставляли сиротами детей, которых уже не могли прокормить, и вдовами – жен, видящих их беспомощность. Они покидали эту жизнь, которая не оставляла им возможности честного существования. А это все были люди с оружием. И свое оружие они применили лишь против себя – то есть повернули его против честных людей.
При таких сообщениях в средствах массовой информации невольно вспоминаются военные герои – тот же лейтенант Ивановский в повести В. Быкова “Дожить до рассвета”, которого довелось мне играть. Пожалуй, роль Ивановского и была для меня первым существенным шагом к военной теме на киноэкране. Фильм ставили режиссеры В. Соколов и М. Ершов. Там ведь по сюжету тоже была абсолютно проигрышная ситуация: группа Ивановского не смогла обнаружить гитлеровскую базу боеприпасов. Раненый, теряющий последние силы, он все же не уничтожает себя, чтобы избавиться от мук, а доползает до придорожной колеи. И противотанковой гранатой подрывает “полицаев”.