В этой связи понятной становится главная провокация нашего века, направленная на то, чтобы увязать терроризм с религиозным фундаментализмом. То обстоятельство, что новые хозяева мира в качестве первой мишени обозначили мусульманский фундаментализм, имеет, разумеется, и свои, слишком земные, причины. По странному совпадению, именно земли, богатые нефтью, изобилуют и мусульманскими фундаменталистами вкупе с террористами, что позволяет совместить “высокие мотивы” антитеррористической миссии с привычной неоколониальной прагматикой. Однако в антифундаменталистском пафосе строителей “глобального мира” кроется и иное, собственно политическое содержание. Мировая революция либерализма направлена в первую очередь на то, чтобы в принципе упразднить духовную власть — инстанцию, от которой исходит неподдельное идейное воодушевление и ободрение всех тех, кого можно считать последним бастионом сопротивления мировым узурпаторам. На одной стороне обособилась “система рынка”, то есть круг покупаемых людей, на другой — когорта людей непокупаемых, хранящих непродаваемые убеждения. Пока такие люди есть, глобальная власть продавцов человеческих душ не может считаться установленной “полностью и окончательно”. Неподкупная духовная власть способна питать и власть государственную, противостоящую экспансии “политического рынка”. Поэтому ставится задача уничтожения духовной власти , служащей источником загадочного упрямства “протестного электората” и “внесистемной оппозиции”. Речь идет именно об этом: не о смене одной духовной власти (идеологии, церкви и т. п.) другою, а об устранении духовного измерения нашего бытия, растворяемого в едком бульоне всеядности. Всеядному человеку предназначается заменить человека с принципами как архаичного фундаменталиста и антиплюралиста. В этом смысле философия постмодернизма, решившаяся “навсегда устранить” противоположность полюсов добра и зла, истины и лжи, прекрасного и безобразного, здорового и патологического, совместив эти полярности во вместительной душе “центриста” как единственно современного типа, выступает как новое учение об отмирании духовной власти .
Многозначительным обстоятельством является то, что все новейшие оппозиции, сформулированные либералами постмодернистского образца, по-прежнему совпадают с классовой оппозицией между господами мира сего и униженными и оскорбленными. Последние по-прежнему верят в законное присутствие законной власти в мире, той самой власти, которая наделена правом бесстрашно бичевать зло и выносить свой суд его носителям. Узурпаторам социальных и экономических прав народов выгодно быть “постмодернистами”, то есть выступать в роли последовательных скептиков, “до конца не уверенных”, кто же на деле является законным собственником, а кто — казнокрадом и коррупционером, где палачи, а где жертвы, где обманщики, а где — обманутые. Но всем заново ограбленным и угнетенным, притесняемым и дискриминируемым жизненно важно сохранить способность к этому принципиальному различению “светлого и темного”, “верха и низа”. Вот почему они по-прежнему уповают на присутствие неподкупной и неусыпной духовной власти — катакомбной церкви современного мира.
Не так давно марксистская историческая эсхатология внушала нам, что противоречия современного мира непрерывно обостряются. Здесь — отзвук религиозной эсхатологии, свидетельствующей о предельном обострении всех бытийственных проблем и противоречий в поздний, канунный час истории. Многое, слишком многое свидетельствует о том, что наш век — канунный. Противоборство начал добра и зла в нем в самом деле обострилось предельно. И на фоне такого обострения духовная власть, внимающая исступленным мольбам и стенаниям загоняемых в гетто народов, не может быть светски отстраненной и скептически остуженной. Сегодня она может быть только фундаменталистской. Только фундаменталистски выстроенное духовное пространство способно стать надежным ориентиром для заблудших и надежным убежищем для гонимых. Любое другое окажется легко оккупируемым теми, кто и без того благополучно устроился на этой земле и для кого храм — разновидность духовного развлечения, а не место, где решаются последние вопросы. Именно те, кто мечтал демонтировать духовную власть как источник “нетолерантных” типов сознания, в конечном счете провоцируют ее появление в невиданно непреклонной форме — форме нового фундаментализма. Церковь господская может быть скептической и толерантно-всеядной. Церковь гонимых должна обладать способностью решительно отделять зерна от плевел, добро от зла, ибо гонимым не до стилизаций — они живут трагически подлинной жизнью, не содержащей постмодернистских “пустот” и двусмысленностей. Эта грозная церковь уже тайно входит в мир к вящему беспокойству временщиков, думающих оттянуть время, но на самом деле ускоряющих его.
1 D u m a z e d i e r J. Sociologie empirique du loisir. P., 1974.
2 П о л а н ь и К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. СПб., 2002, с. 184, 185.
3 Н о в г о р о д ц е в П. И. Лекции по истории философии права // Н о в г о р о д- ц е в П. И. Сочинения. М., 1995.
4 С о л о в ь е в В. С. Соч. в 2-х томах. Т. 1, М., 1990, с. 529—530.
5 Указ. соч., с. 532.
6 Б о д р и й я р Ж. Символический обмен и смерть. М., 1997.
7 С о л о в ь е в В. С. Указ. соч., с.524.
Равнение на победителей (Беседа с губернатором Волгоградской области Николаем Максютой) (Наш современник N2 2003)
РАВНЕНИЕ НА ПОБЕДИТЕЛЕЙ
Беседа журналиста Геннадия Ольховского
с губернатором Волгоградской области Николаем Максютой
Геннадий ОЛЬХОВСКИЙ: Николай Кириллович, до 60-летия победоносного завершения битвы под Сталинградом остались буквально считанные дни. Можно представить, сколько у вас забот. Но ведь и проблемы региона, текущие и стратегические, никто не отменял — судьба урожая, тариф, трансферты, поиски инвесторов?
НИКОЛАЙ МАКСЮТА: Действительно, каждодневные заботы о социально-экономических проблемах области на чужие плечи не переложишь. Совершенно очевидно, что в сфере производства сырья и продуктов питания наше село столкнулось с недобросовестной конкуренцией со стороны Запада. Рекордный урожай зерна — в 2002 году мы собрали 3 млн тонн — обернулся бедой. Птицефабрики уничтожены “ножками Буша”, 70 процентов потребления мяса птицы — импорт. Животноводство пошло под нож, потому что мясо — единственный источник пополнения оборотных средств в хозяйствах.
Г. О.: Получается, что у нас в России к двум известным бедам добавилась еще одна — рекордный урожай зерна. Помните, раньше мы импортировали в год до 15 млн тонн из США и Канады. Ну а что нам мешает заняться экспортом зерна? Полмира голодает. Правда, на рынке зерна нас не ждут, там давно все схвачено, естественно. Но есть и прогресс. Чиновники в Москве уже перестали называть сельское хозяйство “черной дырой”.
Н. М.: К экспорту мы оказались не готовы: ни хранилищ, ни терминалов в портах на такой объем. Элеваторы государство продало частникам, а внутри страны техническое зерно в таком объеме никому не нужно. Государственная интервенция на рынке зерна в определенном правительством масштабе, конечно, проблемы не снимет.
В нашей области, зоне рискованного земледелия, мы научились получать урожай в условиях жесточайшей засухи. Но мизерные цены на большой урожай смешали все карты.
Вы спросите, какое отношение это имеет к теме нашего разговора? Самое прямое. Я говорю о том, что сегодня решается вопрос о существовании села. Что, село нам больше не нужно? США и Европа накормят? Встает проблема экономической безопасности страны, устойчивости экономики государства, его независимости, в конечном счете. Какой контраст с великой победой под Сталинградом, юбилей которой мы отмечаем!