Смысл беседы: лучшая литература (всех времен) создавалась эмигрантами. Пушкин вообще с детства не знал русского языка, Гоголь “Мертвые души” сочинял в Риме, Тургенев — весь в Европе (с моей точки зрения, даже и в ущерб творчеству).
Все это говорилось необыкновенно наглым тоном. В конце концов выяснилось, что это была советская писательница Толстая, внучка Алексея Толстого... Говорили, что писатель когда-то поучал своего старшего сына: “Бойся коммунистов, сионистов и педерастов!” Сын и принёс ему вышеупомянутую внучку. И в этом есть возмездие”.
* * *
В реферате, составленном немкой Зигфрид Лёфлер для пятых “Потсдамских встреч”, я нашел несколько любопытных и поучительных мыслей.
“Заметки с немецкого книжного рынка”
“Немецкоговорящие издательства страдают от перепроизводства, ежегодно издавая 90 000 книжных новинок. Это порождает беспощадную конкуренцию и ведет к искусственному старению новых книг в течение нескольких месяцев”.
“Больше всего любят писать о том, что обеспечивает рыночный успех. Яркий пример тому “Гарри Поттер”. Освещение этого события масс-медиа самодостаточно. Единственное, чему оно служит, это масс-медийный культ, ими же созданный и прорекламированный. Коллективно воспеваются — и таким образом повышаются — чисто экономические показатели. И в этом круговороте мнение литературной критики не в счет, поскольку излишне. Критика как инстанция совершенно бессильна. Её классические императивы более не действуют, а её категории обращены в никуда. С помощью традиционных для литературной критики методов критическая оценка книг наподобие “Гарри Поттера” просто невозможна, от критики они защищены иммунитетом, поскольку благодаря завоеванной ими доле рынка они утверждают по всему миру собственные критерии массовой развлекательности. Критику остается только исполнить роль зазывалы, пропагандиста и трубадура успеха массовых продаж”.
“Кто сегодня определяет в Германии, какие книги писать, издавать, распространять, продавать, обсуждать и читать? Традиционный ответ: авторы, издатели, редакторы, книготорговцы и критики — более не соответствует положению вещей. И на немецком книжном рынке с начала девяностых годов возросло значение литературных агентов. За кулисами они превратились в могущественных стратегов книжного рынка. Это они определяют тенденции, диктуют литературную моду. К незримым новым дирижерам книжного рынка можно причислить и начальников закупочных отделов крупных сетей книжных магазинов. Они обладают правом определять, что будут читать, поскольку при закупке и размещении книг на прилавках самолично решают, какие названия книг в магазинах попадутся на глаза потребителю. Как показывает статистика, все больше людей читают книги так же, как смотрят телевизор. Щелкают тексты, как телепрограммы”.
“Для печатных органов совершился тайный переворот читательского круга. Очевидно, что их адресатом уже не является хорошо информированный, внимательный, терпеливый, образовывающийся читатель. Они молча переключились на другой тип, на мечущегося, нетерпеливого, рассеянного читателя, читателя от случая к случаю, быстро листающего, не располагающего ни временем, ни вниманием. Такому читателю нужны совершенно иные раздражители, резкие сигналы, короткие тексты... Разве способна классическая литературная критика с её требованиями к качеству дойти до подобного читателя?”
“Все торопливее скороговорка, с которой провозглашается новая литературная мода. Создание литературной моды — это прежде всего рекламное предприятие и одновременно крик, чтобы привлечь внимание на безнадежно перенасыщенном книжном рынке. Чем больше литературной продукции по своему характеру приближается к массовой и тонет в ней, тем больше изобретательности приходится проявлять, приклеивая ярлыки, чтобы постоянно подновлять инсценировку одного и того же и утверждать, что возникают новые волны, даже если они почти не существуют или отсутствуют... Изображение расхожих ярлыков стало важнее открытия хороших литературных текстов”.
Вот до чего довело нынешнее племя европейских интеллектуалов великую литературу Томаса Манна и Гарсия Лорки, Вальтера Шубарта и Кнута Гамсуна... Поистине мертвый хватает живого: сами выродились и ждут не дождутся, чтобы и мы стали такими же бесполыми, толерантными и политкорректными, как все ихнее племя, погружающееся в энтропию, в небытие, в скуку смертную...