Добравшись до оставленных траншей, мы недосчитались нескольких человек убитыми и ранеными. Буквально в первые же минуты после их занятия был ранен в голову молоденький командир взвода. Санитары унесли его на носилках.
Мы с Васильевым установили станковый пулемет на подготовленный нашими предшественниками бруствер, осмотрелись и определили наше месторасположение на плацдарме.
Впереди, за лощиной, начиналась гористая местность. Высота “500” — самая высокая гора. Она была покрыта вековым лесом и находилась в руках неприятеля. Вся лощина, длиной в полкилометра, являлась нейтральной полосой. Наша дивизия занимала позицию, вклинившись дальше других в расположение противника. По карте мы оказались на вершине равнобедренного треугольника со сторонами в девяносто километров. Когда взглянули на нейтральную полосу, по телу пробежала дрожь. Прямо на нас двигались около десятка танков огромной величины. Они были раза в два больше “тигров”, наверное, поэтому назывались “королевскими тиграми”. За ними шла немецкая пехота. Огнем из автоматов нам все-таки удалось ее остановить. Вражеские пехотинцы залегли в двухстах метрax от нас и стали окапываться. Вслед за ними остановились и танки.
Васильев ничем не выдавал волнения; по окончании одной ленты без суеты и подсказки доставал другую, помогал заряжать пулемет, корректировал огонь при стрельбе.
На несчастье, откуда-то подкатили 150-миллиметровые пушки-гаубицы, и пушкари затеяли “генеральное сражение”. Орудия находились очень близко от наших траншей. Звуки выстрелов и грохот разрывов снарядов настолько нас оглушали, что в ушах стоял звон, у некоторых бойцов из ушей текла кровь.
Орудия вели огонь прямой наводкой, но, как ни старались артиллеристы, подбить танки не удавалось. Снаряд попадал в лобовую часть танка, не пробивал броню, а отскакивал в сторону. Нам из траншей это хорошо было видно. Немецкие танкисты почувствовали свою неуязвимость и попытались возобновить захлебнувшуюся атаку. Но на помощь артиллеристам вовремя подоспела авиация.
На вражескую пехоту и танки с воздуха летчики стали методически наносить бомбовые удары. Беспрерывно, на протяжении шести часов, до наступления темноты немецкой пехоте не давали приподняться от земли. Одна эскадрилья сбрасывала смертельный груз, другая к этому времени была уже на подходе. На головы врагов летели бомбы разных калибров. Для уничтожения пехоты эффективно использовались снаряды, начиненные большим количеством гранат. Они, падая с душераздирающим свистом, раскрывались, производя на противника психологическое воздействие; накрывали обширную площадь, не оставляя закопавшимся в землю немцам никаких шансов на выживание.
Капитан Васильев ни на минуту не покидал переднего края, находился рядом со своими бойцами: помогал советом, подбадривал, спешил туда, где наши могли дрогнуть. Всегда легче становится на душе, когда чувствуешь поддержку умелого, опытного командира.
С наступлением темноты немцы отошли на свои прежние позиции, оставив на нейтральной полосе три подбитых “королевских тигра”. Мы тоже, по приказу командиров, уступили свои окопы боевому авангарду.
Отдыхать после дневного напряженного боя нашей резервной роте не пришлось. Слева, в семи километрах от нас, немцам все же удалось потеснить наши части, ворваться и занять деревню. Маршевым броском мы поспешили на помощь.
При приближении к деревне до нас начали доноситься звуки выстрелов. С интервалом в две-три минуты в воздух взвивались ракеты, освещая не только населенный пункт, но и окрестную местность. Ясно было, что совсем недалеко, впереди, идет жестокий ночной бой. Солдаты с обреченной решимостью шли навстречу своей судьбе. Все мы уже неоднократно бывали в подобных переплетах и прекрасно осознавали: ночной бой — это бой вслепую. И здесь уж точно кому как повезет.
Но участвовать в бою нам не пришлось. Немцы почувствовали прибытие подкрепления и отступили. Оставшееся время до утра и весь следующий день, до наступления темноты, мы находились вблизи освобожденной деревни, а уже в ночь на третьи сутки возвратились на свое старое место — на опушку леса.
Вновь наступило затишье. В дневное время замирало всякое движение. Если изредка и появлялась машина либо иная техника, она тотчас подвергалась обстрелу. Временами давала о себе знать и вражеская артиллерия, чаще стреляя из дальнобойных орудий. Сандомирский плацдарм с высоты “500” просматривался как на ладони и в стратегическом отношении для наших войск был крайней неудобен.