— Слушай, отдай его мне, — попросил Костя. — Пожалуйста, отдай.
— Не! Ни в жисть! — твердо отказал Гопочкин. — И не проси! Можа, самому когда сгодится. — И добавил сурово: —Ты смотри, не трепись нигде про это... А то, знаешь...
Значит, оружие добыть можно. Если нажать на Антона посильней — отдаст. А вот насчет сподвижников... Впрочем... возможно, и тут тоже что-то получится. Однажды, еще в самом начале своего батрачества у пани Малицкой, Костя повстречался на опушке леса, куда ходил за жердями, с бывшим советским военнопленным, работавшим на соседнем хуторе. Из разговора выяснилось, что Андрей — так звали его — сбежал почти в один день с Костей, тоже долго блуждал в одиночестве по лесу, вконец отощал, завшивел и, встретив как-то на дороге своего нынешнего хозяина, от отчаяния открылся ему, попросил помощи. Тот, видя бедственное положение парня — худой, едва не умирающий от голода, — пожалел его, не делая никаких заявлений в полицию, просто взял в свой дом в качестве работника.
— Кантоваться здесь долго я не намерен, — сказал тогда Андрей. — Вот приду немножко в норму — пойду опять. Давай вместе двинем, — предложил он Косте. — Эх, достать бы только где-нибудь хоть какое завалящее ружьишко.
Теперь у Кости есть пистолет (он почти не сомневался, что получит его). Вечером, взяв хозяйские лыжи, он поехал на соседний хутор. Андрей обрадовался появлению Кости. “Хорошо, что ты пришел, — сказал он, — я сам хотел побывать у тебя на днях. Знаешь, нашелся третий парень, который тоже пойдет с нами. Надеется, что достанет ружье, как-то видел у своего пана. Ходят слухи, что в лесах под Минском действуют какие-то вооруженные люди — вроде партизаны, скорей всего из наших окруженцев. Вроде бы уже несколько фрицевских штабов разгромили, на дорогах обозы останавливают. Вот бы к ним примкнуть! А если ты еще и пистолет раздобудешь (Костя сразу поделился с ним своими намерениями в отношении Антона Сапруна) — то это вообще будет класс! Давай завтра встретимся все вместе, обсудим свои планы.
Они встретились. Обсудили. Наметили уходить через два дня. Накануне вечером Костя, ощущая душевную неуютность, сказал хозяйке о предстоящем уходе. Вопреки его опасениям пани Франя осталась верна своему слову — “не удерживать его”, лишь сказала: “Зима еще лютует, а тебе не терпится”. Отчужденно помолчав, она вышла в сени, вернувшись, бросила в угол заскорузлый от холода, старый, с рваными подмышками овчинный тулуп, большие, подшитые на задниках кожей валенки, облезлую шапку-ушанку. “Сейчас залатаю кожух — наденешь его... Сказал бы заранее — хлеб испекла бы. А теперь возьмешь, что осталось”.
В доме Сапрунов слабо светилось задернутое клетчатой тряпкой оконце. Костя постучал по раме, позвал выглянувшего из-за занавески Антона: “Выйди на минутку. Дело есть”. Благодушно потягиваясь, Гопочкин, в одной исподней рубашке, в войлочных на босу ногу опорках, вышел на крыльцо. “Ну, что за дело?” Увидев стоявших рядом с Костей двух незнакомых парней и почуяв, видимо, что-то неладное, попытался тут же скрыться за дверью, но Костя вовремя придержал ее ногой: “Погоди, Антон, не бойся. Дело у нас действительно важное — мы к тебе за пистолетом. Отдай его нам вместе с патронами, и разойдемся по-хорошему”.
“Нету у меня больше никакого пистолета! — с плаксивой агрессивностью крикнул Антон. — Был, а теперь нема! Эт-та... Отдал я его свояку... Недавно был здесь, жаловался. Волчица к ним повадилась, овцу зарезала…” — “Хватит врать! — повысил голос Костя. — Никакого свояка у тебя нет. Не хочешь отдать нам свой пистолет — пойдешь с нами в лес. Прямо сейчас! — Он крепко ухватил Антона под локоть. — И не вздумай кричать! Нас трое, и нам терять нечего”.
Словом, дело кончилось тем, что Гопочкин, приминая опорками свежевыпавший снег, двинулся в сопровождении новоиспеченных партизан к сараю, открыв ящик верстака, сунул в руки Кости завернутый в тряпицу пистолет, сказал, глядя на него угрюмо: “ Эт-та... Не знал я, соседушка, что ты таким варнаком окажешься...”
“Патроны! — коротко бросил Костя. — Выкладывай все, что есть. — И, получив дополнительно от Антона обернутый в такую же тряпицу небольшой сверток, добавил примирительно: — Не варнаки мы, Антон, и не грабители. Нам твой пистолет не для разбоя нужен — к партизанам мы уходим, воевать с фашистами будем”.
Добывание винтовки у хозяина Федора — так звали третьего “заговорщика” — проходило примерно таким же образом. В итоге у них в руках на троих оказались пистолет и винтовка с патронами. Это было уже что-то! Окрыленные первым успехом, беглецы углубились в молчаливый заснеженный лес, пробираясь след в след по сугробам, держали путь в ту сторону, где, по слухам, была вроде бы замечена группа советских бойцов — партизан. На третьи сутки скитания вышли на проселочную, наезженную санями дорогу. Вдали, на небольшой возвышенности, виднелась деревня. Над некоторыми крышами хат поднимались ввысь сизые дымки. Доносился едва различимый собачий лай.