Выбрать главу

 

 

(обратно)

Александр ПАНАРИН • О "новом курсе" два года спустя (Наш современник N2 2002)

Александр ПАНАРИН

О “НОВОМ КУРСЕ”

ДВА ГОДА СПУСТЯ

 

Концепция избирательной кампании, в результате которой В. Путин стал президентом, имела в своей основе миф нового курса. Это понятно: ни прежний ельцинский курс, и сам Б. Ельцин ничего, кроме отвращения, в народе уже не вызывали. Наблюдатель со стороны мог бы спросить: о каком новом курсе может идти речь, если самим Б. Ельциным В. Путин был объявлен своим преемником и продолжателем? Мало того, абсолютно все понимали, что для Семьи и ее окружения на карту было поставлено столь много, что, только получив сверхнадежные гарантии преемственности и лояльности В. Путина, его сделали “преемником”.

Налицо острейшее противоречие: претендент, с одной стороны, не мог победить, не эксплуатируя идею нового курса, а с другой — сам статус его в качестве реального претендента куплен ценой недвусмысленных обязательств продолжать старый курс и платить по прежним векселям. Парадокс состоит в том, что вопреки этому очевидному для избирателей противоречию В. Путин действительно победил на выборах. Объяснений этому парадоксу два, одно из которых требует подхода реалистического, относящегося к оценке политической системы и ее институтов, а другое затрагивает сферы мистические, относящиеся к архетипам национального сознания.

Политический реализм состоит в том, что вопреки всем разговорам о демократии, плюрализме и свободе постсоветский режим на деле является абсолютистским, исключающим какие бы то ни было возможности передачи реальной власти иным силам, не принадлежащим к партийно-гэбистской номенклатуре. Постсоветский режим является реально новым лишь в том смысле, что сама эта номенклатура приняла новую модель власти-собственности, крайне ей выгодную, но вовсе не в смысле действительной реорганизации системы власти на принципах демократической ротации, определяемой волей избирателей. Реальные политики, в том числе и принадлежащие к коммунистической оппозиции, прекрасно отдают себе отчет в том, что при любых итогах выборов реальной смены власти не допустят. Мы, следовательно, должны быть благодарны политтехнологам за то, что в результате их манипуляций над нашим сознанием мы своими голосами на выборах добровольно отдаем власть “тем, кому следует”. Не будь этой добровольности, последние вынуждены были бы отказаться от всяких выборов и установить открытую полицейскую диктатуру.

Все это в свое время — в период попытки импичмента — доступно разъяснял думской фракции КПРФ осведомленный человек — В. Жириновский. Он прямо заявил коммунистам, что если бы им в самом деле удалось собрать консти­туционно необходимое большинство голосов для импичмента, то не Б. Ельцин бы отправился в отставку, а они — за решетку вместе со всем оппозиционным думским большинством. Вот она тайна нашей демократии: мы добровольно играем в предложенные властью демократические игры, дабы не вынуждать эту власть поступать с нами в слишком хорошо нам известных тоталитарных традициях.

Здесь — настоящая подоплека “демократического консенсуса”, здесь же — объяснение того, что все наши свободные выборы неизменно давали угодный власти результат. Западные консультанты Б. Ельцина примерно за год до его перевыборов в 1996-м отмечали убийственный рейтинг, дающий всего 6—7% избирательной поддержки. Тем не менее Б. Ельцин выиграл выборы. Одни говорят о прямой подтасовке результатов, другие — об искусстве пиарщиков, умело шантажирующих избирателей угрозой коммунистической реставрации. Было, разумеется, и то, и другое. И подтасовка результатов и умелый шантаж.

Но главным было другое: в сознании или подсознании народа содержалось истинное знание о режиме, вызывающее глубоко спрятанный ужас перед возможным тоталитарным насилием власти. Никто не хотел по-настоящему дразнить власть, понимая, что в случае необходимости она ни перед чем не остановится. Так демократический карнавал улыбчивых масок скрывал реальные лица, искаженные страхом. Ибо никто не сомневался, что номенклатурно-гэбистский альянс станет защищать свою новую собственность отнюдь с не меньшей решительностью, чем он некогда защищал “завоевания социализма”. Скорее всего — с большей!

Обратимся теперь к другой, мистической стороне. Народная мистика, традиционно сопутствующая российской государственности, основана на архетипе грозного царя-заступника. Народное сознание знает два сакральных полюса: святого царя и святого народа, между которыми лежит препятствием слой срединный, греховный — олигархическо-боярская свора. Между священными полюсами образуется особое поле притяжения: царь желает соединиться со своим народом, народ — с царем. Когда верховная власть демонстрирует черты, далекие от народолюбия, от правды-справедливости, это означает, что царь пребывает в боярском плену, явном или неявном. Заветный итог истории — освобождение царя из плена и воссоединение его со своим народом.