Слушай ты, обжора толстый!
Я отказываюсь ныне
От награды быть бессмертным...
Мне теперь не надо места
Во втором ряду шаманов
Пред твоим престолом, лодырь!..
Как говорится, пусть меня поправят знатоки, коль я не прав, но ни в одном из народных эпосов и ни в одной из мифопоэм народов мира мне не встречалось такое: чтобы герой отрекался от звания бессмертного бога. Чтобы, став победителем во всем, он признавал бы свое поражение... Вот в чем главная, высшая, духовная победа мансийского гусляра-богатыря Вазы. Да, горчайшая победа. Но, видно, иной такая победа — над самим собой — быть не может...
И вот еще один духовный подвиг — свершенный вдохновеннейшим певцом русской земли Сергеем Клычковым. Да, как мне думается, его работа над переложением “Янгал-маа” по своему морально-этическому напряжению стоит выше, чем бунинский перевод “Гайаваты”. Ибо для молодого и полного сил Ивана Алексеевича работа над американо-индейским эпосом была своего рода “экзаменом” на звание мастера русской поэзии Серебряного века. И он великолепно сдал сей экзамен, входя в полную силу своего поэтического гения: все вокруг казалось ему исполненным надежд, ничто еще не предвещало грядущих потрясений... А вот Сергей Антонович взялся за превращение “Янгал-маа” в “Мадур-Вазу победителя” поистине с горя, в чернейший час своей судьбины. Уже создавший жемчужины поэзии и прозы, автор “Сахарного немца” и в “Гостях у журавлей” был буквально загнан террором, устроенным в литературно-общественной жизни страны Советов “идеологами” и проповедниками “пролетарской линии” как единственно верной. “Рыцарь поэтического слова” (определение исследовательницы его творческого пути Н. Солнцевой), он был лишен возможности печатать свои собственные произведения. Вот и взялся в начале 30-х за работу над “Янгал-маа”: перевод вышел в 1932 году, что спасло Клычкова и его семью от жизни впроголодь, “на голимой картошке” (из воспоминаний С. Маркова).
Через несколько лет справка секретно-политического отдела ГУГБ НКВД зафиксировала следующее высказывание выброшенного из литературы поэта: “А впрочем, может быть, все может быть. Великий русский народ все-таки насчитывает сто миллионов, и он, конечно, имеет свое право на искусство большее, нежели на коробках для пудры и киосках а-ля-рюсс. Может быть, когда-нибудь и посмеют меня назвать русским писателем. Русское искусство нельзя бросить под хвост вогульскому эпосу”. Вот уж точно: не было бы счастья, да несчастье помогло. Но творческое “попадание” оказалось предельно точным: думается, никто из тогдашних русских поэтов, кроме Сергея Клычкова, не смог бы с таким проникновением в суть материала воссоздать языческий мансийский эпос. Даже близкие автору “Чертухинского балакиря” и еще тогда не расстрелянные поэты крестьянского “есенинского круга” Николай Клюев и Петр Орешин или более молодой Павел Васильев. Ибо недаром “в малиннике родившийся” поэт и прозаик с юных лет был погружен в пантеистическую стихию народной демонологии (лешие, русалки, водяные, домовые и т. д.), как и в божественный мир самой природы. И весь свой поистине народный талант, весь свой запас чувств и дум, связанных с землей, с ее тружениками, с их устным творчеством, он вложил в этот труд... Наконец, многие мотивы “Янгал-маа” были созвучны его тогдашнему состоянию, которое хотя бы вот в этих строчках чувствуется:
Сколько хочешь плачь и сетуй,
Ни звезды нет, ни огня!
Не дождешься до рассвета,
Не увидишь больше дня!
В этом мраке, в этой теми
Страшно выглянуть за дверь:
Там ворочается время,
Как в глухой берлоге зверь!
Подобные же чувства и думы вполне мог бы высказать юный вогул-гусляр Ваза в своих тернистых скитаниях. Но их высказал “последний Лель” русской словесности...
Подумать только: не встреться он с арестом, застенками и чекистской пулей — им мог бы быть переведен и “Манас”, он уже начал работу над киргизским эпосом. И дошедшие до нас фрагменты клычковского переложения свидетельствуют: будь та работа доведена до финала, русским читателям не пришлось бы верить “на слово” до сих пор жителям и литераторам-акынам земли Ала-Тоо, которые с детских лет твердо знают, как волшебно-гениален их главный национальный сказ... Но не дождался “Манас” Клычкова, как не дождались своих истинных перелагателей на русский язык многие другие эпосы и своды фольклорно-сказовых преданий, созданные народами России и мира. Для того чтобы стать таким перелагателем, надо быть сказителем самому. Надо вдохновенно любить Слово...