Третьим по ценности природным ресурсом являются углеводороды. Речь идет о гигантских суммах. Недавнее слияние фирм Ехоn и Моbil было оценено в 260 млрд долл., то есть в несколько раз больше, чем весь государственный бюджет России. На каком основании частный сектор распоряжается всей этой созданной природой стоимостью? Ряд стран, включая некоторых соседей России, полностью обеспечивают себя за счет подобных ресурсов. Так, Норвегия, в значительной степени обобществляя нефтяные доходы, подтверждает право называться государством благоденствия. Ее запасы нефти настолько велики, что простое изменение их оценочной стоимости в последние годы превышало величину всего ВВП Норвегии.
А что же российские ресурсы? Ни у кого не вызывает сомнений, что если бы они были надлежащим образом оценены и освоены производством, то приносили бы самые высокие доходы в мире.
В последнее время цены на нефть, как известно, упали. Однако у этого явления есть и oбopoтная сторона. Девальвация рубля увеличила стоимость российской нефти в рублях, так как нефть “зарабатывает” “твердую” валюту за рубежом. Правительство России признало этот факт введением специального налога на эти “свалившиеся с неба” доходы. Однако я попытаюсь доказать, что существуют гораздо более эффективные способы налогообложения ресурсной ренты.
Американский штат Аляска имеет возможность удерживать на низком уровне все другие налоги благодаря социализации части доходов от нефти, которые в противном случае оказались бы в руках основных владельцев акций двух корпораций (ARCO и ВР). Сохраняя низкие налоги, Аляска в то же время платит каждому жителю штата (будь то мужчина, женщина или ребенок) социальные дивиденды в размере 1 тыс. долл. в год. Для России это пример для подражания. Тем более что и в России есть ученые, предлагающие социализацию ресурсной ренты. Академик Дмитрий Львов пишет, что доходы от российских нефти и газа позволяют полностью покрывать потребности национального бюджета. Имеет смысл прислушаться к этому.
Многие страны “третьего мира”, такие, как, например, Венесуэла или Нигерия, имея значительные запасы нефти, не используют их в интересах народов своих стран, поскольку позволяют изощренным и жестоким иностранным корпорациям в тандеме со слабыми или коррумпированными внутренними дельцами присваивать нефтяные доходы. Проблема для России состоит в следующем: или следовать примеру этих стран и превратиться в бедную ресурсную колонию Запада, или ввести жесткий контроль за использованием своих ресурсов в интересах собственного народа. Тем более что России далеко за примером ходить не надо: Норвегия расположена совсем близко.
Другие ресурсы недр также имеют огромную ценность. Многие развивающиеся страны получают значительную часть своего национального дохода за счет “твердых” минералов. В Боливии, Габоне, на Ямайке, в Либерии, Новой Каледонии, Папуа — Новой Гвинее, Заире и Замбии поступления от минеральных ресурсов достигают четверти доходной части бюджета. Чили, Таиланд и Малайзия собирают меньше, но тоже очень внушительные суммы. Канадская провинция Саскачеван получает большой доход от урана и поташа; штат США Миннесота — от железной руды и так
далее. В странах, богатых природными ресурсами, где не налажена система изъятия рентного дохода, этот доход оказывается в чужих руках. К таким странам можно отнести Южную Африку с ее золотом и алмазами, американские штаты Западная Вирджиния (уголь) и Миссури (свинец). Россия — настоящая кладовая минеральных ресурсов, и если они будут облагаться адекватными налогами, это поможет ей решить многие социальные задачи.Общеизвестно, что для засушливых районов вода — это жизнь и самый ценный природный ресурс. Например, в Южной Калифорнии настолько велика потребность в воде, что ее берут из реки Фетер, расположенной в 600 милях к северу от штата, при этом воду приходится подавать вверх по протяженной долине Сан-Джокин с помощью насосов, а далее — через высокий горный хребет Техачапи и по тоннелю под горным хребтом Бернандино. Это очень большие расходы. Когда вода достигает Южной Калифорнии, ей приходится конкурировать с местной водой в реках Санта-Ана, Сан-Джасинто и других. От этого местная вода, бесплатно дарованная природой, становится такой же дорогой, как вода, доставляемая из отдаленного района на севере. Иными словами, из-за водного дефицита местная вода начинает приносить избыточный рентный доход, подлежащий налогообложению. Однако в Америке не спешат направлять эту добавленную природой стоимость в местные бюджеты. Государство, оплачи-вая сооружение дамб, каналов, трубопроводов из своего кармана, предостав-ляет возможность расходовать воду бесплатно. Таким способом субсидируют тех, кто отбирает воду у
населения, чистый природный продукт превращают в так называемую рассеянную ренту, а общее достояние — в общую задолжен-ность.В условиях растущей нехватки воды и других ресурсов люди слишком медленно осваивают знания, как правильно использовать ренту и приумножать национальные богатства с помощью социализации рентного излишка. Это следует осознать властям России.
Еще одна способность воды — создавать энергию. И в этом случае, не прибегая к социализации избыточной стоимости, Калифорния поступает крайне неразумно. В то же время Канада, северный сосед США, предлагает иной, положительный пример. Британская Колумбия, Ньюфаундленд (в лабрадорской части), Квебек и другие канадские провинции получают большие доходы в казну за счет взимания платы за право использования падающей воды. Россия с ее крупнейшими в мире гидроэлектростанциями может сделать то же самое.