Пленение комиссара Лихачева было только началом боевых действий против его карательного отряда, удерживавшего Каргинскую.
В романе “Тихий Дон” повествуется, что уже не “тридцать два человека татарцев”, а “десять сотен казаков повел Григорий на Каргинскую. Предписывал ему штаб во что бы то ни стало разгромить отряд Лихачева и выгнать его из пределов округа, с тем, чтобы поднять все чирские хутора Каргинской и Боковской станиц. И Григорий 7 марта повел казаков” (3 — 4, 152 — 153). Описание боя завершается итогом: “В сумерках налетом забрали Каргинскую. Часть лихачевского отряда с остальными тремя орудиями и девятью пулеметами была взята в плен Из Каргинской Григорий повел на Боковскую уже три с половиной тысячи сабель” (3 — 4, 153 — 154).
Об этом было так же рассказано в очерке Кудинова:
“Отряд хорунжего Ермакова перешел в наступление, выбил красных из занимаемых ими хуторов Токина и Чукарина, до утра преследовал отступавшего противника в направлении ст[аницы] Каргинской”.
В своих показаниях от 2. 2. 1927 г. Харлампий Ермаков рассказывает об этом бое так:
“Я участвовал со своей сотней в бою под станицей Каргинской, где было взято пехоты 150 человек, 6 — 7 орудий и пулеметов. Некоторые из красноармейцев были приговорены местной властью к расстрелу, как напр [имер] Климов Ив. Кириллович и Сырников, первый в х[уторе] Базки, а
второй в х[уторе] Лученский, которых должны были по пути расстрелять, но я создал такую обстановку, что они остались живы”.
Как видите, документально подтверждается глубинная связь текста “Тихого Дона” с тем, что рассказывал Харлампий Ермаков М. А. Шолохову.
С особой явственностью это ощущается в эпизоде, когда в бою под Климовкой Харлампий Ермаков (и Григорий Мелехов) зверски рубил матросов, а потом бился в истерике по этому поводу.
Эпизод с убитыми Харлампием Ермаковым матросами неоднократно возникает в его “расстрельном” “деле” как одно из главных обвинений. Как уже говорилось выше, в краткой справке для высшего руководства ОГПУ, на основании которой Ермаков был приговорен к расстрелу, было сказано: Харлампий Ермаков “отличался особой жестокостью ко
всем сочувствующим Советской власти, по показаниям свидетелей — лично зарубил 18 пленных матросов”. Хотя свидетели в том же “деле” показывали, что матросов Харлампий Ермаков зарубил в бою.
Достоверность этого эпизода в “служивской” биографии Харлампия Ермакова подтверждены и свидетельством Павла Кудинова о том, что “возле хутора Климовка порубил Харлампий Ермаков матросов в бою, а потом бился у меня головой об стенку”, и свидетельством самого Шолохова.
Объясняя, почему он написал Харлампию Ермакову письмо с просьбой о встрече 6 апреля 1926 года, М. А. Шолохов говорил К. Прийме, что это — “творческая необходимость… Надо было поскорее кое-что “застолбить” в сюжете, набросать важные сцены, написать в третью книгу романа целые главы, определяющие генеральный план “Тихого Дона” в целом… Помню, однажды Ермаков, рассказывая, вспоминал страшный бой с матросами возле хутора Климовка. Казалось бы, что это — лишь частный случай из множества других боевых столкновений. А я эту кровавую сечу воспринял, как бы это этичнее сказать, как неоценимую находку — поворот в развитии образа Григория в его трагических поисках правды…”.
И, действительно, “кровавая сеча” под Климовкой — поворот в развитии действия романа и в развитии характера Григория Мелехова.
Сцена эта написана в романе с невероятной художественной силой.
По показаниям свидетелей, Харлампий Ермаков убил в бою под Климовкой девятнадцать матросов. Григорий Мелехов зарубил в бою под Климовкой четырех. Но экспрессия, которая с силой звучит в этой сцене, определяется не количеством убитых, а мощью художественного таланта автора.
“Это художественный вымысел”, — говорил Шолохов о своем герое. И когда соотносишь мощь этой нарисованной художником сцены о переживаниях потрясенного содеянным человека с сухим рассказом свидетеля о том, что Харлампий Ермаков зарубил в бою восемнадцать матросов, или сообщением Павла Кудинова о том, как “бился головой” Харлампий Ермаков после этого эпизода, — понимаешь всю правоту слов писателя. Конечно же — Григорий Мелехов — не фотография, не сколок с Харлампия Ермакова, но — творение ума и таланта писателя. И тем не менее — в основе художественного вымысла лежит реальный факт, рассказанный человеком, его переживания.