В центре внимания следствия — ход Вешенского восстания и роль Харлампия Ермакова в нем. Из хода следствия явствует, что Харлампий Ермаков играл исключительно важную роль в восстании, был вначале командиром сотни, а потом командиром дивизии, входил в круг организаторов и руководителей восстания, принимал, будто бы, участие в расстрелах и расправах над мирным населением, сочувствующим большевикам.
Харлампий Ермаков выбрал соответствующую линию защиты: как и во время первого своего ареста, он доказывал прежде всего, что не являлся организатором восстания и оказался в рядах восставших чуть ли не подневольно, расправами и расстрелами пленных не занимался. “5-го марта 1919 года старики-казаки выбрали меня командиром сотни. Я со своей сотней участвовал в бою под станицей Каргинской, где было взято: пехоты 150 человек, 6-7 орудий и другое, — показывает Ермаков. — Некоторые из красноармейцев были приговорены к расстрелу, но я создал такую обстановку, что они остались живы”.
Свидетели рассказывают о некоторых конкретных эпизодах участия Ермакова как командира повстанцев в боях с Красной Армией, некоторые свидетели стараются по мере сил защитить обвиняемого.
“В 1919 г. Ермаков во время восстания командовал дивизией, в его отряде служил и я, — показывает Павел Ефимович Крамсков. — Однажды Ермаков во время боя взял в плен комиссара и двух красноармейцев, из них одного кр-ца убил Ермаков, а остальные направлены в штаб в Вешенскую”.
“В конце февраля или [начале] марта месяца была проведена мобилизация казаков Вешенской станицы для участия в войне. Базковским обществом было созвано собрание и порешили: поручить Ермакову Х. В. командование мобилизованными казаками, — показывает Григорий Матвеевич Топилин. — Тов. Ермаков вел командование мобилизованными казаками и во время сражений взятых в плен красноармейцев направлял в Верхне-Донской округ в станицу Вешенскую. Бывали случаи, что пленных после допроса совершенно освобождали. Расстрелов я лично не видел и о существовании таковых при штабе отряда не слышал. Взятые в плен под хутором Токинским один комиссар и 2 красноармейца, причем один из красноармейцев был убит во время схватки, а комиссара и второго красноармейца сейчас же отправили в Верхне-Донской округ, — о дальнейшей судьбе его я не знаю”.
“В 1919 году Ермаков Харлампий командовал базковской сотней восставших казаков против Соввласти. Из Красной армии ехал для переговоров к повстанцам военный комиссар с тремя красноармейцами. Ермаков с сотней захватили их в плен и доставили в штаб повстанческих войск и таковые были уничтожены. Во время командования частями Ермаков, как командующий правой стороны реки Дона, особенно отличился и числился краса и гордость повстанческих войск. В одно время из боев в 1919 году Ермаков лично зарубил 18 человек матросов. Во время боев на реке Дон, под командованием Ермакова, было потоплено в реке около 500 челов. красноармейцев, никому из комсомольцев, комсоставу красных никому пощады не давал, рубил всех”,- таковы показания Андрея Дмитриевича Александрова.
Следствие имело очевидно обвинительный уклон, вплоть до очевидного подлога. Из показаний Александрова и других явствует, что Ермаков “лично зарубил 18 человек матросов” в бою, точно так же, как и красноармеец под хутором, когда был Ермаковым взят в плен “комиссар”, погиб “во время схватки”.
В обвинительном же заключении, точнее — его “Конспекте”, представленном в Москву, сказано:
“В момент восстания Ермаков лично зарубил 18 чел. пленных матросов”. При этом дается отсылка к показаниям свидетелей, где нет и речи о “пленных” матросах.
При всей пристрастности следствие не смогло найти ничего достаточно серьезного для суда дополнительно к тому, что было обнаружено во время следствия 1923 — 1924 гг. Видимо, поэтому ростовское ОГПУ отказалось от судебного процесса над Харлампием Ермаковым и обратилось в Москву за разрешением решить его судьбу путем вынесения “внесудебного приговора”, каковой мог быть только одним: расстрелять.
Думается, с этим обращением в Москву за разрешением на “внесудебный приговор” Ермакову связано и формирование пакета, куда были вложены три документа — “Послужной список” Ермакова, оправдательный приговор предыдущего суда и письмо Шолохова Ермакову, — пакет этот был присовокуплен к “Конспекту по следственному делу за N 7325”, направленному на рассмотрение в столицу. А это означает, что не только местные чины ОГПУ, но и Ягода лично ознакомился с письмом Шолохова Харлампию Ермакову.
Потребовалось более 30 лет, чтобы доброе имя Харлампия Ермакова, удивительной личности, своей феноменальной энергетикой и трагической биографией предопределившей бессмертный характер Григория Мелехова, было наконец восстановлено.
18 августа 1989 года “Постановлением Президиума Ростовского областного суда дело производством было прекращено за отсутствием в деянии Ермакова Х. В. состава преступления. Ермаков Харлампий Васильевич реабилитирован посмертно”.
Невзирая на все сложности и трагические обстоятельства жизни Харлампия Ермакова, Шолохов не боялся встречаться и подолгу беседовать с ним, и хотя долгое время умалчивал о нем как о прототипе Григория Ермакова, вывел его под собственным именем в своем романе.
Еще в 1939 году, в беседе с И. Лежневым, базковская учительница Пелагея Ермакова так вспоминала о своем отце:
“ — Отец был очень буйным гражданином. Не хочется о нем даже вспоминать!
Но потом, постепенно оживляясь, начала рассказывать:
— Человек он был очень хороший. Казаки его любили. Для товарища готов был снять с себя последнюю рубаху. Был он веселый, жизнерадостный. Выдвинулся не по образованию (только три класса кончил), а по храбрости. В бою он был как вихрь, рубил направо и налево. Был он высокий, подтянутый, немного сутулый…
В 1912 году он был призван на военную службу, империалистическая война застала его в армии… Вернулся отец сюда из действующей армии только в 1917 году. С полным бантом Георгиевских крестов и медалей. Это было еще до Октябрьской революции. Потом работал в Вешках с красными. Но в 1918 году пришли белые. Советской власти у нас не стало с весны. В 1919 году отец не был организатором Вешенского восстания. Его втянули, и он оказался на стороне белых. Они сделали его офицером…
Когда белые покатились к Черному морю, то вместе с ними был и мой отец. В Новочеркасске на его глазах бароны сели на пароход и уплыли за границу. Он убедился, что они использовали его темноту. Тогда он перешел на службу в буденновскую кавалерию. Повинился, раскаялся, его приняли в Первую конную, он был командиром, получал награды. У нас до 1933-го была фотография. Там сидит Буденный и вокруг него в числе других — мой отец. Демобилизовался он из армии Буденного только в 1924 году, работал здесь в Комитете взаимопомощи до 1927 года.
В эти годы Шолохов с ним часто встречался, подолгу беседовал, собирал материалы о гражданской войне. А отец мог рассказать наиболее подробно, как активный участник гражданской войны. Приедет, бывало, сюда Михаил Александрович — и ко мне: “Поля, на одной ноге — чтоб отец был здесь”.
Как видите, Пелагея Ермакова умалчивала, что стало с отцом в 1927 году: и демобилизацию из Конармии Буденного она относит к 1924 году, хотя демобилизовался Харлампии Ермаков в 1923 году, а в 1924 году — вышел из тюрьмы. Но в главном ее рассказы полностью совпадают с тем, что рассказывал о Харлампии Ермакове М. А. Шолохов.
В 1955 году с Пелагеей Харлампиевной Ермаковой встретился шолоховед В. Гура. “Почти на окраине станицы, на идущей к берегу Дона улице, отыскал я тот самый казачий курень, где жил Харлампий Ермаков, — рассказывает он в своей книге “Как создавался “Тихий Дон”. — Хозяйка дома Пелагея Харлампьевна, женщина со
смуглым лицом и смоляными волосами, уже кое-где тронутыми сединой, встретила неожиданного гостя не совсем приветливо. С неохотой отвечала она на вопросы об отце. Немало, видно, хлопот доставил он своим детям, немало пришлось им пережить…