Григорий Мелехов
: В июле 1914 года в составе 12-го Донского казачьего полка принимает участие в боях на российско-австрийской границе и на территории Австрии.
Харлампий Ермаков:
В составе 12-го Донского полка с июля 1914 года по ноябрь 1916 года находился на австрийском фронте.
Григорий Мелехов:
В составе 12-го Донского полка с июля 1914 года по ноябрь 1916 года находился на австрийском фронте.
Харлампий Ермаков:
Судя по послужному списку, получил восемь ранений: после первого — на австрийском фронте — был направлен на лечение на станцию Сарна, где пролежал два месяца; последнее ранение — на румынском фронте, 20 ноября 1916 года, “под высотой 1467, в левую руку”, после чего направляется на лечение в город Пуропелицы, а потом — в Ростов, где лечился два месяца”.
Григорий Мелехов:
Получил во время боев несколько ранений: в голову под Каменка-Струмилово, на австрийском фронте, после чего находился в Москве на излечении в больнице доктора Снегирева; еще одно в руку — на румынском фронте, при штурме высоты 720, после излечения поехал в отпуск в хутор Татарский.
Харлампий Ермаков:
За время боевых действий к ноябрю 1916 года награжден четырьмя Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями четырех степеней.
Григорий Мелехов:
За время участия в боях к ноябрю 1916 года награжден четырьмя Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями четырех степеней.
Как видите, в романе имеет место чуть ли не пунктуальное совпадение воинской биографии Григория Мелехова со “служивской” биографией Харлампия Ермакова, прототипа главного героя романа.
Но это не было чисто формальным переносом в роман основных вех и этапов боевого пути Харлампия Ермакова. По словам Шолохова, Харлампий Ермаков, обладавший “памятливостью” и даром рассказчика, щедро делился с молодым писателем своими воспоминаниями, впечатлениями, деталями и подробностями тех боевых эпизодов, в которых принимал участие.
Напомним хотя бы о крайне выразительном свидетельстве Шолохова о том, как много открыл ему в своих рассказах Харлампий Ермаков о боях с немцами:
“- И баклановский удар — тоже от него”.
В романе “Тихий Дон” Григория Мелехова учит “баклановскому удару” казак из станицы Казанской Алексей Урюпин по прозвищу Чубатый.
Но в действительности “баклановский удар”, как с правой, так и с левой руки, передал Григорию Мелехову Харлампий Ермаков. Вот как характеризует его встречавшийся с Ермаковым казак Бузырев:
“Владел и левой рукой. Срубленный Ермаковым всадник падал с седла постепенно, не сразу”.
“Служивские” биографии Харлампия Ермакова и Григория Мелехова после ранения того и другого в ноябре 1916 года на румынском фронте также очень близки,- если иметь в виду последние месяцы предреволюционного 1916 года и время февральской революции. В “служивской” биографии того и другого имеется “пауза”, которая захватывает период с ноября 1916 года по май 1917 года. “Послужной” список Харлампия Ермакова свидетельствует, что, начиная с ноября 1916-го года и по май 1917-го, Харлампий Ермаков находился на излечении, а потом — в отпуске. “Служивская” биография Григория Мелехова за этот период — с начала ноября 1916 по май 1917 года зеркально повторяет “служивскую” биографию Харлампия Ермакова. Григорий Мелехов в течение всего этого времени практически выведен из действия и практически не присутствует во 2-й книге “Тихого Дона”.
Но вот приходит весна 1917 года.
Харлампий Ермаков:
В мае 1917 года назначен командиром взвода во 2-й Запасный Донской казачий полк, расположенный в станице Каменской, и “по георгиевскому статусу” произведен в хорунжие.
Григорий Мелехов:
В январе 1917 года произведен за боевые отличия в хорунжие. Назначен во 2-й Запасный Донской казачий полк взводным офицером.
Харлампий Ермаков практически не участвовал в событиях, которые предшествовали февральской революции, равно как и в тех, которые готовили переход от Февраля к Октябрю 1917 года, включая и корниловский мятеж.
Не участвовал в этих событиях и Григорий Мелехов.
Зато оба они одинаково встречают Октябрь 1917 года: Харлампий Ермаков “выступил против белых банд атамана Каледина, полковника Чернецова”, Григорий Мелехов — “подался на сторону большевиков”, взял на себя командование отрядом из 300 человек.
Оба в январе встретились с Подтелковым.
Оба были ранены в бою с отрядом Чернецова, — один (Харлампий Ермаков) — под станцией Лихая, другой (Григорий Мелехов) — под станцией Глубокая.
Обстоятельства участия Харлампия Ермакова в отряде Подтелкова, включая убийство Подтелковым есаула Чернецова, повешение Подтелкова и Кривошлыкова, как они предстают в биографии Харлампия Ермакова и на страницах “Тихого Дона”, совпадение этих обстоятельств — нами подробно рассматривается в полном, книжном варианте исследования.
А пока — хотя бы кратко, в пределах журнального варианта рассмотрим еще один немаловажный вопрос: как соотносятся “служивские” биографии Харлампия Ермакова и Григория Мелехова в ключевой для романа “Тихий Дон” период — во время Вешенского восстания.
Вопрос не праздный. До появления “Тихого Дона” о Вешенском восстании знали и помнили только на Дону.
После гражданской войны ни в советской, ни в белогвардейской исто-риографии о Вешенском восстании не появилось почти ничего. Лишь в 1931 — 1932 го-дах в журнале “Вольное казачество” (Прага) был опубликован “исторический очерк” Павла Кудинова “Восстание верхнедонцев в 1919 году” — уже после того, как третья книга романа была, в основном, написана.
К моменту завершения третьей книги “Тихого Дона”, посвященной восстанию, никаких печатных материалов и сведений о Вешенском восстании ни в Советском Союзе, ни за рубежом практически не существовало. Шолохов, беседуя с читателями в 1930 году, говорил об этом прямо: “Трудность еще в том, что в третьей книге я даю показ Вешенского восстания, еще не освещенного нигде”. Все, что можно было к этому времени узнать в открытых советских источниках о Вешенском восстании, исчерпывалось несколькими абзацами в книге Н. Е. Ка-курина “Как сражалась революция” (М. — Л., 1925).
В своей краткой характеристике Вешенского восстания Н. Е. Какурин исходил из единственного источника — “Стратегического очерка наступательной операции Южного фронта за период январь — май 1919 года. — Труды Комиссии по исследованию и использованию опыта войны 1914-1918 гг.” (М., 1919), “закрытого” документа, создававшегося для командиров Красной Армии. Шолохов вряд ли был знаком с этим документом; во всяком случае, он на него никогда не ссылался.
Из этого документа Н. Е. Какурин взял конкретные характеристики восстания, определив число восставших в 15 000 человек при нескольких пулеметах. М. А. Шолохов взял на себя смелость оспорить эти данные Какурина и советских генштабистов. В своем примечании к журнальному тексту романа “Тихий Дон”, опубликованном в июльской книжке “Октября” за 1932 год и впоследствии снятом из книжных публикаций романа (видимо, в связи с арестом в 30-е годы Н. Е. Ка
курина) , Шолохов писал: “На самом же деле повстанцев было не 15 000 человек, а 30 000-35 000, причем вооружение их составляло не несколько пулеметов, а 25 орудий, около 100 пулеметов и по числу бойцов почти полное количество винтовок. Кроме этого, в конце раздела, посвященного характеристике Верхнедонского восстания, есть существенная неточность: оно (восстание) не было, как пишет т. Какурин, подавлено в мае, на правом берегу Дона. Красными экспедиционными войсками была очищена территория правобережья от повстанцев, а вооруженные повстанческие силы и все население отступили на левую сторону Дона. Над Доном, на протяжении 200 верст, были прорыты траншеи, в которых позасели повстанцы, оборонявшиеся в течение двух недель, до Секретевского прорыва, до соединения с основными силами Донской армии”.
В споре с официальной военной историографией начала 20-х годов Шолохов был ближе к истине. Павел Кудинов в своем очерке “Восстание верхнедонцев в 1919 г.” ссылается на штаб Донской армии: “В оперативной сводке штаба Донской армии… значилось, что против восставших верхнедонцев, насчитывающих до 25 000 бойцов, действует 40 000-ая армия красных”. А в показаниях на допросе в СМЕРШе в 1945 году он назовет свою точную цифру участников восстания: 30 000 — 35