“Но ведь столько лет все говорят и пишут о “мюнхенском предательстве”! — может воскликнуть читатель. — Разве его не было?” — “Было. Но лишь со стороны… Чехословакии”. Сами же участники конференции, словно деды мазаи, хотели спасти зайцев. Каждый — своих. Или, другими словами, думали-рядили, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Нельзя же в самом деле заподозрить Англию и Францию в том, что они только и мечтали, чтобы уже на следующий год оказаться в войне с Германией? И британский премьер был вполне искренен, когда, вернувшись в Лондон, у трапа самолета размахивал листком бумаги: “Я привез вам мир!” А это, говоря словами Талейрана, было больше, чем преступление — это была ошибка.
Что же касается предательства, то это — особое, замешанное на трусости, состояние души. Склонность к предательству может быть свойственна не только отдельным людям, но и целым социальным группам, даже народам. Хотя Гитлер кричал о том, что Чехословакия угрожает его тылу, что она — “нож в сердце Германии”, он не сомневался, что “эти швейки” воевать не будут, как не хотели воевать за Австро-Венгрию, так не станут воевать и за себя — так уж их воспитали правители: в случае опасности спрятаться, отсидеться, выждать. Но Гитлер, разумеется, был не совсем прав: к о г д а н а д о, чехи были способны на
н и уже и это взялись решать!)
Впрочем, мы несколько отвлеклись. Сначала ловкий ход “мюнхенцев” сработал — Гитлер, как и обещал, пошел все же на Восток, а не на Запад. Но в дальнейшем их планы вдруг пошли кувырком: разгромив Польшу, Гитлер неожиданно остановился, да еще чуть ли не брататься стал с русскими, тут тебе и дружеский совместный парад в Бресте, и любезное согласие — в соответствии с Пактом о ненападении — не претендовать на Западную Украину, Западную Белоруссию, бессарабские земли. А тут еще это
было нанести травму солдату фюрера. Больше всех потешался над этой “странной войной” Гитлер. Когда ему докладывали, что ни французы, ни англичане никаких боевых действий не ведут, он довольно потирал руки: “Ну, они у меня дождутся!” А вот что пишет об этом американский историк Джон Толанд:
“…Тем самым они все время подчеркивали, что их настоящим врагом является не Германия, а красная Россия. То, как Гитлер обошелся с Польшей, не казалось им “чрезмерным”, дурными лишь представлялись его манеры… Война против него стала как бы “уснувшей”. Когда наш журналист Уильям Ширер проехал на поезде вдоль французской “линии фронта”, ему объяснили, что с начала объявления войны здесь не прозвучал ни один выстрел. Он сам в этом убедился, видя, что обе стороны строго соблюдают необъявленное состояние “прекращения огня”. Единственным выстрелом из орудия наш поезд мог быть разнесен в щепки. Но ни французы, ни немцы не мешали друг другу в беспрепятственном движении по своим ж.-д. линиям. Да, “странная война”. И так оно и было, — продолжает Дж. Толанд. — Когда бывший первый лорд Адмиралтейства предложил в ходе этой “войны” нанести бомбовый удар по промышленным объектам на юге Германии, командующий королевскими ВВС сэр Кингсли Вуд воскликнул: “Да вы что?! Это же частная собственность. В следующий раз вы чего доброго потребуете еще от меня бомбить и Рур…”
И они действительно “дождались”… мая 1940 года, когда Гитлер расправился и с Францией, и с почти миллионным английским экспедиционным корпусом под Дюнкерком.
Казалось бы, после тех упорных, но наивных попыток провести Сталина в апреле — августе 1939 года, когда Англия и Франция имитировали свои “серьезные намерения” на Московских переговорах, послав на них третьестепенных политиков без полномочий, а на самом деле стремясь за
нашей спиной сговориться с Гитлером, Запад должен был наконец угомониться и всерьез взяться за обуздание фашистской Германии. Но не тут-то было! Лукавые умишки продолжали трудиться и выдали новую потрясающую идею — разыграть… финскую карту, то есть втравить СССР в войну с Финляндией, к этому времени возглавляемой ярым антисоветчиком Маннергеймом, вооруженной ими до зубов, огражденной от своего соседа неприступной, в несколько раз более мощной, чем “Мажино”, линией, и продемонстрировать Гитлеру военную слабость России: твой враг не так уж и страшен — вперед! Подзуживаемый Западом бывший русский генерал стал вести себя нагло и дерзко, не соглашаясь ни на какие самые выгодные для Финляндии условия урегулирования проблемы Карельского перешейка, не соглашаясь даже на обмен этой исконно русской земли на вдвое большую территорию в Карелии, на простой отвод войск от Ленинграда…
Причем самое поразительное в этой истории то, что уже фактически дышащие на ладан Франция, Англия и примкнувшая к ним Бельгия вместо активного ведения войны с Германией готовили 150-тысячный экспедиционный корпус, рассчитывая в середине марта 1940 года направить его в Финляндию; кроме того, в штабах этих стран с участием, как всегда, мудрых американских советников планировалось нанести серию бомбовых ударов по жизненно важным объектам СССР, а также осуществить в нашу страну вторжение с юга, через Кавказ. Чтобы приободрить Финляндию перед этой операцией, они срочно направили ей 500 орудий, 350 самолетов, свыше 6000 пулеметов, около 100 тысяч
винтовок, 2,5 млн снарядов и другого снаряжения. Стоит ли удивляться, что финская армия, доведенная Маннергеймом по численности до 600 тысяч человек (вместе с “шюцкором”, то есть ополченцами), — оказала Советскому Союзу яростное и довольно эффективное сопротивление. Сегодня эти планы и действия можно было бы назвать бредом: Запад словно потерял рассудок в слепой ненависти к нашей стране. Но все это было, было…
Хотя наши враги на Западе и внутри страны расписали эту войну как “агрессивную”, “бездарную” и т. п., Красная Армия сумела за 105 дней, несмотря на щедрую помощь Запада, разнести в пух и прах линию Маннергейма, поставить Финляндию на колени*. Были, понятно, и просчеты (непригодными для войны в таких суровых условиях оказались наши экипировка и смазки, донимали наших бойцов мобильные лыжные финские батальоны и снайперы-“кукушки”, не оправдывала себя наша “линейная тактика”… Но дело было сделано — так же, как и выводы для будущей подмосковной зимы 1941 года). Этой войной Запад добился лишь противоположной цели: убедил Гитлера в том, что вначале нужно расправиться с Европой, а уж потом браться за СССР.