Очерк и публицистика :
Ирина Стрелкова.
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ — МЕСТО И РОЛЬ РОССИИ
Национальная доктрина образования в Российской Федерации была утверждена постановлением правительства от 4 октября 2000 года. Появился государственный документ, который по своему назначению должен соответствовать национальной идее. В Доктрине образования необходимо заявить четко и ясно: кого же мы растим, для какой жизни. И там на первое место поставлены: приоритет образования как основы социально-экономического и духовного развития России, историческая преемственность поколений, воспитание патриотизма и высокой нравственности, формирование у детей и молодежи целостного миропонимания. Названы и задачи российского образования в условиях глобализации: “утверждение статуса России в мировом сообществе как великой державы в сфере образования, культуры, искусства, науки, высоких технологий и экономики”. Согласно Доктрине, дальнейшее развитие российской системы образования будет опираться прежде всего на собственный опыт: “Отечественное образование имеет глубокие исторические традиции, признанные достижения...”. О либеральных инновациях 90-х годов сказано определенно: “В последнее десятилетие многие завоевания отечественного образования оказались утраченными”.
При таких позициях Доктрина была обречена в либеральных СМИ на репутацию ретроградной. И в то же время нашлись свои причины для недовольства у защитников традиций русского образования. О конкретных претензиях к Доктрине, связанных с очень характерными поправками, внесенными правительством в представленный проект, речь пойдет дальше. Но защитников традиций смутил пункт, присутствовавший изначально: “интеграция российской системы образования в мировое образовательное пространство с учетом отечественного опыта и традиций”. Этот “учет” не представлялся надежным. И согласимся, для таких сомнений есть веские основания. Ведь все дело в том, какие силы сегодня стоят за обновление и развитие российской системы образования на основе собственного исторического опыта и какие — за безоговорочное следование западным образцам, за глобализацию. Противоборство этих сил началось в России не десять лет назад, но с наибольшей остротой проявилось в последнее десятилетие. И по-прежнему, с одной стороны — единство образования и воспитания, широта и фундаментальность школьной программы, сочетание высоких требований — как в области гуманитарных наук, так и естественных. С другой — прагматичный подбор изучаемых в школе предметов, ранняя специализация учеников по способностям, их ранняя целеустремленность в избранном направлении, использование в обучении скоростных образовательных технологий. Некоторое подведение итогов этого противоборства можно обнаружить в представленных правительством в июле прошлого года “Основных направлениях социально-экономической политики правительства Российской Федерации на долгосрочную перспективу”. Там отмечено, что “новые принципы организационно-экономического функционирования” более успешно были реализованы в высшей школе, тогда как в средней школе и в профессиональных училищах “возобладали консервативные тенденции”. Меж тем есть все основания полагать, что на самом деле ситуация в российской системе образования развивается не по такой схеме. “Но чем характерен русский человек? — объяснял в том же интервью Кокошин. — Он создал какое-нибудь сверхдиковинное изделие, а вот дальше: поставить его на поток, растиражировать — ему уже неинтересно. Американцы наоборот, у них в ученых живет Генри Форд. Там задача не просто сделать автомобиль, но “раскрутить” его, чтобы пошел миллионными тиражами… Все эти вещи тоже необходимо закладывать в образование: учить людей добиваться экономического успеха в сфере высоких технологий в интересах развития своей страны”. Разумеется, не Форд изобрел автомобиль. И основы, из которых выросло высокотехнологичное производство компьютеров, заложил не Билл Гейтс, а фундаментальная наука, в том числе и русский физик-теоретик, Нобелевский лауреат Ж. И. Алферов. А наша отечественная высшая школа учила и деловой хватке, достаточно вспомнить академика И. В. Курчатова или С. П. Королева. Но понятие, что такое “экономический успех”, у Королева было все же иное, чем у Генри Форда или Билла Гейтса. Но с Д. И. Менделеевым у основоположника советской космонавтики понятия о многих вещах — близкие, хотя великий химик занимался делами русской экономики и промышленности не при советской власти. Менделеев был по убеждениям государственником и патриотом, выступал против иностранного засилья (термин “глобализация” тогда еще не был в ходу), за что и тогда можно было прослыть антисемитом. Академия наук, убоясь обвинения в том же, не избрала великого русского химика в академики. Но вернемся к интервью Кокошина. Он отметил тенденцию к снижению математического образования в школах США, Англии, Германии, Японии: “Это выглядит парадоксально: идет информатизация общества, растет потребность в сложных компьютерных системах, в программном продукте, в прикладной математике, а внизу, в школах, где формируется основа — противоположная тенденция”. И в особенности эта тенденция характерна для США, где либерализация образования позволяет ученикам самим выбирать, чем они хотят заниматься: “Я знаком со многими руководителями высокотехнологичных фирм США — они болезненно реагируют на такую ситуацию”. По мнению сопредседателя РОСРО, этот западный “парадокс” обеспечивает место и роль России в условиях глобализации образования: “Мы, с нашей системой образования, с традицией интереса к крупным научным достижениям, можем стать одним из мировых центров, где будут производиться не машины и оборудование, а прежде всего специалисты и знания. Собственно, сегодня это наиболее ликвидный продукт на мировом рынке. Правда, весь вопрос в том, как его использовать”. В этом деловом предложении как бы оборачивается своей приятной стороной коммерциализация образования, которую не приемлет в России большинство. Оказывается, и на образовании можно заработать на пользу государства. Ведь до сих пор “