Естественно, что для большой части российского общества дело Бейлиса казалось «кровавым наветом», заговором черносотенцев и ретроградов против еврейства, образ которого в начале ХХ века связывался с понятиями «либерализма», «добра», «разума», «прогресса», «свободомыслия»…
Движимые этими представлениями о еврействе, русские либералы 30 ноября 1911 года в петербургской газете «Речь» опубликовали обращение «К русскому обществу» — по поводу «дела Бейлиса».
«Во имя справедливости, во имя разума и человеколюбия мы поднимаем голос против вспышки фанатизма и тёмной неправды. Исстари идёт вековечная борьба человечности, зовущая к свободе, равноправию и братству людей, с проповедью рабства, вражды и разделения»…
Вот такими не совсем грамотными, напыщенно либеральными и фальшивыми словесами изобиловало письмо в защиту Бейлиса, составленное В. Короленко и подписанное Горьким, Мережковским, Струве, Милюковым и прочими прогрессивными деятелями той эпохи. В их числе была и Зинаида Гиппиус, та самая, которая через 7 лет записала в дневнике: «На днях всем Романовым было повелено явиться к Урицкому, зарегистрироваться. Явились. Ах, если бы это видеть! Урицкий — крошечный, курчавенький жидочек, самый типичный. И вот перед ним — хвост из Романовых, высоченных дылд, покорно тянущих свои паспорта. Картина, достойная кисти Репина».
И не надо бы радоваться Дейчу и Каждая, что Александр Блок подписал это письмо, как и другое, осуждающее Розанова за книгу «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови», потому что после подобного рода коллективных акций Блок в своём дневнике каялся: «27.11.1911. Дважды (у Блока подчеркнуто. — Ст. К.) приходил студент, собирающий подписи на воззвании о ритуальных убийствах (составленном Короленкой). Я подписал. После этого — скребёт на душе. Да, Клюев бы подписал, и я подписал — вот последнее».
Достали Блока. Дважды приходили. «Скребет на душе», оглядка за помощью на Клюева… Не выдержал великий поэт давления «либерального террора» и признался сам себе в своей слабости…
Мало кто тогда из российских либералов понимал, что еврейский мир весьма разнороден и противоречив, и что его представляют не только ассимилированные знаменитости вроде скульптора Антокольского, художника Левитана, мецената Гинзбурга и подобных им персон… Кроме этого привилегированного и европейски воспитанного слоя еврейства в эпоху Бейлиса — Ющинского, оказывается, существовали ветви еврейского племени, сохранившие в своём быту традиции, обычаи и предания чуть ли не из доисторических времён.
В 1979 году советское издательство «Прогресс» издало мемуары крупной функционерки из ГДР Мишкет Либерман: «Из берлинского гетто в новый мир. Мемуары антифашистки». Это был живописный и подробный рассказ о том, как еврейская община из Галиции, совершенно не затронутая прогрессивными веяниями и жившая в изоляции, после начала первой мировой войны, спасаясь от её ужасов, переселилась не просто в глубь Германии, а в Берлин, и не просто в Берлин, а в его центр — в район Александерплатц и знаменитой Линден-аллеи, в течение полутора лет (в 1915–1916 годах) вытеснив из центра немецкое население. Евреи-беженцы организовали в сердце Германии своё добровольное гетто и начали жить в нём по законам и обычаям, о которых и не подозревали ни Томас Манн, ни Семён Резник.
Вот несколько отрывков из этой откровенной книги:
«Да, и в Берлине было гетто. Добровольное… У гетто было своё продовольственное снабжение… Евреи-иммигранты сами отрезали себя от внешнего мира. Они жили, как Моисей на Синайской горе: строго следовали десяти заповедям и сотням запретов… Большинство ортодоксальных евреев — и старых, и молодых — не умели читать и писать по-немецки… Девочкам приходилось совсем плохо. Они сидели дома и ждали, когда наступит брачный возраст. Смешанный брак считался у верующих евреев самым большим грехом. О нём вообще не могло быть и речи…»
О матери: «Какие были у неё волосы, не знала она сама. Она их просто не имела со времени свадьбы. Её заставили сбрить их, прежде чем идти к алтарю. Так требовал ритуал. Теперь она стригла их каждый месяц. Почти до лысины. Она носила парик, который делал её старше и ещё некрасивей. Мужчинам ритуал запрещал стричь волосы. Они носили длинные бороды и пейсы почти до плеч. Безумный мир…»
О сёстрах:"…они накрывали праздничный стол. Всё было приготовлено ещё в пятницу. Еда стояла в печи. Её накрывали перинами, чтобы она держала тепло целые сутки. Еда действительно не остывала, но прокисала, особенно летом. Отсюда столько страдавших желудком из числа фанатичных».