Об апологии национал-социализма, конечно же, не может быть и речи. Однако детородный бум в Германии при власти НСДАП — серьезный аргумент в пользу гипотезы о корреляции репродуктивных показателей с уровнем национальной ориентированности государства. Статистика по рождаемости в современном денацидизированном либеральном германском государстве находится в резком диссонансе с ситуацией, сложившейся в “Третьем рейхе”. Уже довольно длительное время Федеративная Республика имеет однозначно худший в мире показатель общего коэффициента рождаемости. В 2004 г. он составил лишь 8,6%, тогда как даже в условиях катастрофического 1945 г. он достигал 15%. Почему же немки мало рожали в Веймарской республике, почти не рожают в ФРГ, а в “Третьем рейхе” демонстрировали высокую репродуктивную активность? Очевидно, что причины такого различия следует искать не в экономической конъюнктуре, а прежде всего в идеологических факторах1.
Р у м ы н и я
Другой пример стремительного демографического рывка представляла социалистическая Румыния. Суммарный коэффициент рождаемости в ней в первую половину 1960-х годов был одним из наименьших в мире. К 1966 г. уровень его падения достиг отметки в 1,9. Переломный характер для вывода страны из состояния демографического кризиса имел комплекс мер, главным образом запретительного характера, принятых румынским правительством в октябре 1966 г. Один из запретов касался продажи средств контрацепции. Приобрести контрацептивы в Румынии было возможно лишь на основании особого предписания врача или по некоторым социальным показаниям. Одновременно устанавливался запрет на осуществление абортов. Они разрешались лишь по особым медицинским справкам для женщин, достигших сорокалетнего возраста, а также матерей, имеющих четырех и более детей. По каждому факту смерти новорожденного проводилось специальное расследование. Уголовная ответственность за нелегальные аборты распространялась как на женщин, так и на врачей. Исходя из норм современного либерального права, такого рода регулирование может показаться дикостью. Однако в результате его Румыния в кратчайший срок была выведена из демографической ямы. Не прошло и года, как суммарный коэффициент рождаемости в стране возрос до отметки в 3,66.
По-видимому, это был самый стремительный демографический рывок за максимально короткий период в новейшей истории. Впоследствии, при ослаблении фактического государственного контроля за репродуктивным поведением, уровень рождаемости вновь приобрел тенденцию устойчивого снижения. Хотя формальный запрет на проведение абортов сохранялся, но, не будучи подкреплен соответствующими уголовными преследованиями и строгостью медицинского освидетельствования, он приобрел исключительно номинальный характер. К середине 1980-х годов Румыния по числу абортов даже вышла на второе место в мире. На первом же, как известно, находился Советский Союз, что само по себе заставляет со всей внимательностью подойти к рассмотрению румынской демографической реформы 1966 г. Некоторые ограничения права женщины на совершение аборта существовали также и в других социалистических странах — в Болгарии (для женщин в возрасте менее 40 лет и родивших менее двух детей) и Венгрии (для женщин в возрасте менее 35 лет и родивших менее трех детей)2.
С С С Р
В качестве весьма эффективной может быть оценена и демографическая политика 1980-х годов в СССР. Несмотря на высокий уровень индустриального развития, предполагающий, согласно теории современного типа воспроизводства, снижение репродуктивной активности, суммарный коэффициент рождаемости за период с 1980 по 1987 гг. возрос с 2,25 до 2,53, повысившись, таким образом, на 12,4%. Фиксируются две волны возрастания репродуктивности. Первая из них определялась реализацией принятого 22 января 1981 г. постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР “О мерах по усилению государственной помощи семьям, имеющим детей”. В течение десяти предшествующих лет наблюдалось ежегодное устойчивое снижение суммарного коэффициента рождаемости. Его рост начался фактически сразу же после вступления в силу указанного постановления, о чем свидетельствуют следующие показатели: 1980-1981 гг. — 2,25, 1981-1982 гг. — 2,29, 1982-1983 гг. — 2,37, 1983-1984 гг. — 2,41. За три года эффект принятых мер себя исчерпал, выразившись в пробуксовке динамики рождаемости в 1984-1985 гг. на уровне предыдущего года — 2,41.
Новая, более мощная репродуктивная волна коррелировалась с развернувшейся в советском обществе крупномасштабной антиалкогольной кампанией. Динамика суммарного коэффициента рождаемости вновь резко возросла, составив за 1985-1986 гг. показатель 2,46, а за 1986-1987 гг. — 2,531.
В а р и а т и в н о с т ь р е п р о д у к т и в н о г о п о в е д е н и я в с о в р е м е н н о м м и р е
Необходимо также отметить, что, в отличие от североамериканского и европейского регионов, демографическая политика подавляющего большинства стран современного мира направлена не на увеличение рождаемости, а на его сокращение. Её эффективность измеряется снижением репродуктивной динамики. Реализуются государственные программы планирования семьи. Не есть ли такое регулирование рождаемости в странах “третьего мира”, при его стимулировании в развитых государствах, практическим выражением преференций “золотого миллиарда”? Процесс снижения рождаемости, при общемировом масштабе рассмотрения проблемы, оказывается не столько естественным последствием демографического перехода, сколько результатом искусственной политической регуляции, осуществляемой в угоду ряда избранных стран.
Индикатором ментально-культурной обусловленности репродуктивного поведения может служить сопоставление по данному параметру лиц, проживающих в одной экономической зоне, но различающихся по этноконфессиональной идентификации. Так, русские женщины, проживавшие в советское время в среднеазиатских республиках, рожали неизменно значительно меньше детей, чем представительницы коренных мусульманских народов. В то же время среднеазиатки, переезжавшие в Россию, были более репродуктивно ориентированы в сравнении с местным славянским населением. Не только отношение к деторождению, но и в целом к семейным ценностям различалось по национальному признаку. Разводы, к примеру, у таджиков фиксировались в 2,5 раза, а у туркменов — в 3,5 раза реже, чем у русских в соответствующих национальных республиках2.
Еще более показательны цифры расовых различий в репродуктивной активности населения США. Казалось бы, у рассредоточенных по всей территории Соединенных Штатов афро-американцев должен быть, в соответствии с теорией об экономическом предопределении демографических процессов, примерно тот же показатель рождаемости, что и у белого населения (а может, даже и меньше, имея в виду их более низкий социальный уровень в стране). Однако в действительности репродуктивность цветных оказывалась неизменно выше, нежели у потомков выходцев из Европы. Так, к середине 1980-х годов суммарный коэффициент рождаемости у американских белых составлял 1,71, тогда как у афро-американцев — 2,15. Традиционно еще более высокие репродуктивные показатели в США имеют представители иных цветных этносов (к примеру, мексиканцы). Суммарный коэффициент рождаемости за тот же период у целостно рассчитываемого небелого населения Соединенных Штатов составил 2,22.
Именно репродуктивная активность цветных обеспечивает на настоящее время для США некоторое превышение границы простого воспроизводства населения. Тот же вывод можно сделать и в отношении современной Франции. Как и по всей Европе, иммигранты из стран “третьего мира” обладают несоизмеримо более высоким уровнем репродуктивности, нежели коренные европейские жители. Численность детей у проживающих во Франции арабов в 3,3 раза больше в среднестатистическом измерении, нежели у французских семей. Выправившаяся, казалось бы, в настоящее время демографическая ситуация во Франции есть прежде всего результат активной рождаемости у иммигрантов. Сами-то французы, имеющие суммарный коэффициент 1,84, не обеспечивают даже простого воспроизводства1.