Ширак долго отмалчивался, прячась за спины своих сподвижников — премьера де Вильпена и министра внутренних дел Саркози, — а когда обратился к нации, не смог сказать ничего конкретного. “По-моему, глава государства не имеет никакого отношения к тому, что сегодня происходит, — язвительно заметила молодая француженка, отвечая на вопрос корреспондента “Евроньюс”. — О н н е у п р а в л я е т с о б ы т и я м и (разрядка моя. — А. К.). Что он может сказать? Только слова, которые ничего не значат” (“Евроньюс”. 31.03.2006).
Чтобы в полной мере осознать с т е п е н ь б е с с и л и я французской власти, следует вспомнить, что 29 марта по всей стране митинговали 3 миллиона человек, а 30-го числа парижские студенты захватили Лионский вокзал (крупнейший в столице), чтобы привлечь внимание к своим требованиям. “Вильпена — в отставку, Ширака — в тюрьму”, — скандировали в те дни на улицах (“Евроньюс”, 1.04.2006).
Для пущей убедительности можно было бы подверстать к этому ряду оскандалившихся боссов из Восточной Европы — венгерского премьера Дюрчаня и братьев Качинских, пытавшихся превратить Польшу в семейную лавочку. Но и без того ясно: нынешнее поколение лидеров недееспособно.
Дело не в персоналиях. Кого прочат в преемники Тони Блэра? Министра финансов Гордона Брауна. Но если у Блэра есть хотя бы напор одержимости, пусть и заведший его в иракский тупик, но не раз и выручавший в трудных ситуациях, то Браун — в прямом соответствии со своей фамилией — личность на редкость неяркая. Как показывают соцопросы, он уступает основному сопернику лейбористов — главе Консервативной партии Камерону (NEWSru.com). Более того, неочевидно его лидерство в собственной партии. Опрос, проведённый газетой “Файнэншл таймс”, показал: “Более половины британцев ответили “не знаю”, когда их спросили, кто должен возглавить правительство после ухода Блэра. Такой же ответ дали и 46 процентов респондентов, поддерживающих лейбористов” (там же).
Еще более непопулярен вероятный преемник Ширака Доминик де Вильпен. Студенческие волнения и нападки оппозиции, на которые он не сумел ответить с должной убедительностью и достоинством, превратили премьера в посмешище.
Вряд ли спасет положение и смена правящих партий. В той же Франции в среде оппозиционеров-социалистов царит не меньший разброд, чем в правительственном лагере. На минувших президентских выборах их выдвиженец Лионель Жоспен даже не сумел составить конкуренцию Шираку, пропустив во второй тур главу Национального фронта Ле Пена. Деморализованные конфузом четырёхлетней давности социалисты никак не выдвинут из своей среды бесспорного лидера.
Нехватка ярких лидеров приводит к тому, что в ы б о р ы н е м о г у т о п р е д е л и т ь б е з у с л о в н о г о п о б е д и т е л я. Явление, до сих пор не осмысленное и даже не вынесенное на обсуждение. Вспомним патовую ситуацию в Германии в 2005 году, кризис в Италии нынешней весной, когда Берлускони до последнего цеплялся за власть, не желая отдавать её победившему с микроскопическим преимуществом Проди, схожие ситуации на выборах в Чехии и Венгрии и, конечно же, президентскую дуэль Буш — Гор в 2000 году.
Нивелированность индивидуальностей усугубляется однотипностью партийных программ. Канули в прошлое времена, когда процедура голосования предоставляла избирателям возможность р е а л ь н о г о в ы б о р а между извечными антагонистами — правыми и левыми. Кто сейчас рискнёт определить, к какому краю политического спектра тяготеет глава британских лейбористов (то есть, в классическом представлении, левых) Тони Блэр? Показательно: на недавних выборах в Швеции “скандинавским Блэром” называли выдвиженца правых Фредерика Рейнфельда, а не его соперника — социал-демократа Йорана Перссона — коллегу Блэра по Социалистическому интернационалу.
Очевидно: дело не в отдельных недоразумениях, а в фундаментальном и з ъ я н е с и с т е м ы. О том, на основании к а к и х принципов она легитимизирует лидеров, я писал в книге “Симулякр, или Стекольное царство”. В пример я приводил “парадокс Бьюкенена”. Этот яркий оратор, острый публицист и проницательный аналитик на много голов превосходил Буша. Он пользовался огромной популярностью у республиканцев. На праймериз 1996 года Бьюкенен одерживал одну победу за другой. Однако, как сообщают немецкие журналисты Г. Мартин и Х. Шуман в книге “Западня глобализации”, “в конце концов истеблишмент республиканцев и превосходно организованная Христианская коалиция (ставшая с ее 1,7 миллиона членов главной силой Республиканской партии) сочли содержащие элементы антисемитизма и ксенофобии популистские нападки Бьюкенена на практику большого бизнеса чересчур радикальными, и его кампания была заблокирована”. В 2000-м Бьюкенену пришлось покинуть ряды республиканцев — их избранником стал Джордж Буш.
Рецепт внутрипартийного успеха — покорность воле сильных мира сего. Коллективный портрет этой касты, которой принадлежит реальная — и все возрастающая — власть, дан в книге Джона Колемана “Комитет 300. Тайны мирового правительства” (М., 2001). Бывший офицер английской разведки, взбунтовавшийся против системы, приводит обширные списки людей и организаций, представляющих Мировую закулису. Именно здесь решают важнейшие вопросы политики, в том числе и кадровой.
Лояльные выдвигаются наверх, становятся сначала лидерами партий, затем президентами и премьерами. Но оборотной стороной их успеха является внутренняя неуверенность, недостаток яркости, убежденности, политической воли. Ибо п о — с л у ш н ы й по определению не может стать вождем, способным в трудную минуту взять на себя полноту ответственности.
Чем больше власть ориентируется на закулису, тем меньше она склонна обсуждать свои решения с избирателями. Во время студенческих волнений в Париже французская “Либерасьон” поместила серьезную аналитическую статью, характеризующую отношения политических элит с народом. Автор говорит о “н е в о з м о ж н о с т и о б щ е н и я между гражданами и властью, между правителями и управляемыми, между начальниками и подчиненными”. “Больше нет ни коллективного проекта, ни национальной идеи, ни силовых линий, ни политического горизонта. Франция гребет не двумя веслами, а только одним — кормовым. Пятая республика усилила институты исполнительной власти в ущерб народным собраниям, контролю и контр-власти. И так — по всей вертикали государственной иерархии. В правительстве, в регионах, в департаментах, в муниципалитетах — повсюду ощущается гегемония исполнительной власти, а контролеры ушли в тень. Объяснения, переговоры, компромисс, консенсус, социальный диалог — всё это забыто. В этом смысле Доминик де Вильпен — это квинтэссенция, логическое завершение постмонархического “разговора с самим собой” (цит. по: Inopressa.ru).
Не правда ли — “что-то слышится родное”?..
Но фактически о том же говорят и на родине западного парламентаризма — в Великобритании. “Правительство думает, что оно может делать всё, что ему заблагорассудится, что пассивное общество смирится со всем, что ему навязывают”, — сетует активистка антивоенного движения Сильвия Бойез (BBC Russian.com).
Власть п р е д е л ь н о о т ч у ж д е н а от людей. Та же “Либерасьон” попыталась выразить эту мысль с максимальной наглядностью. На первую полосу номера от 29 марта 2006 года газета поместила огромную фотографию многотысячной демонстрации и сопроводила ее короткой, но выразительной подписью “Глух ко всем” (имеется в виду Жак Ширак).
Ну а нам, русским, памятно тупое упорство, с каким Кремль продавливал принятие печально знаменитого Закона 122 о монетизации льгот. Все были против! Ученые с помощью математических расчетов доказывали: сумма, выделенная для компенсации, занижена, как минимум, наполовину. Лидеры оппозиции грозили социальным взрывом. Губернаторы, даже сверхлояльная В. Матвиенко, предостерегали от последствий. Не послушались никого. “Глух ко всем” — эту формулировку, звучащую как приговор, можно отнести и к Кремлю.
Ситуация далеко не безобидная. Ничего нельзя добиться законным путем. Все приходится вырывать с боем. Вот почему массы валом валят на площади. Отсидишься дома — ничего не получишь! А когда сотни тысяч глоток ревут под окнами правительственных дворцов, там, н а- в е р х у, пусть медленно, пусть со скрипом заржавевших извилин, начинается “процесс осмысления”. Долгий, мучительный — прежде всего для тех, кто ожидает решения в н и з у. Больше месяца французское правительство сопротивлялось собственному народу, пока, наконец, не уступило. Примерно столько же времени потребовалось Путину и его министрам, чтобы принять решение в д в о е увеличить денежное обеспечение провального закона.