[…]
9 марта
Известие еще лучше: сдался Перемышль, с 48 000 гарнизона. Вывесили флаги. Факт крупнейшей важности. Теперь, пожалуй, возможно движение на Краков, а это отразится и на всем Польско-Прусском фронте. Теперь впервые можно считать Галицию завоеванной. Перемышль — крепость первоклассная, и в наших руках прикроет Львов и всю Галицию.
Но вот мерзкие рассказы: о немецких шпионах. Говорят, генерал По13 приехал специально для сообщения французских сведений о ряде крупных и даже “высокопоставленных” изменников, передающих все наши секреты немцам. В том числе называл будто бы и в[еликую] к[нягиню] Марию Павловну14… Говорят, несколько человек уже казнены. Не понимаю, почему Правительство не публикует хоть о смертных казнях. Это бы успокаивало общественно[е] мнение.
[…]
26 марта
Вчера был у Васнецова15. Не скажу, чтобы его картины меня особенно поразили. Куликовская битва — момент нападения из засады — страшная каша дерущихся. Не разберешь, реально или нет. Битва Пересвета с Челубеем совсем была бы хороша, но задние ноги коня Пересвета странно поставлены… Конечно, все-таки хорошо, но от Васнецова ждешь больше.
Слыхал разную болтовню публики на тему об изменниках. Говорят, что Витте16 причастен к этому делу, и отравился. Его Матильда17 будто бы даже привлечена к дознанию. Объясняют их измену тем, что у них миллионы денег в Германии и могут быть конфискованы. Это еще куда ни шло: Витте всегда возбуждал недоверие публики. Но совсем уже дико — будто бы и жена Сухомлинова замешана, и что будто бы по этому случаю он получил отставку. Это большое горе, что немецкое шпионство так удачно. Кроме непосредственного вреда оно рождает атмосферу подозрений, что так опасно в военное время.
Но зато истинно необычной популярностью и доверием окружен Вел[икий] [Князь] Николай Николаевич. Всюду — не только в обществе, но и на улице — его имя вызывает на каждом лице выражение какого-то восторга. Он стал народным героем, о нем целые легенды, в которых он всегда является столпом справедливости, грозой неправды. На моем веку не было еще такого народного героя. Если он разобьет в конце концов немцев — он будет прямо идолом народа.
Для России и для государя императора появление такого человека — большое счастье, тем больше, что, по общим слухам, великий князь глубоко предан государю и любит его.
[…]
3 июня
До сих пор не принимался за работу. Вообще я чувствую какую-то пассивность. Строго общественной деятельности я уже даже не хочу. Она во мне возбуждает какое-то отвращение. Этот подлый суд порвал у меня нравственную связь с официальной Россией: он как-то является ее символом. Не могу отделаться от этого чувства. Что касается общества, то у меня не заготовлено было связей для деятельности в его рядах.
Судьбы России меня живо интересуют, я за ними слежу, думаю о них, болею и радуюсь ими. Но работать для них у меня нет способов, и я остаюсь в положении наблюдателя.
Должно сказать, что понять эволюцию России очень трудно. В ней идут процессы сложные, неясные. Партийные люди их оценивают по своей мерке. Я же и умом и сердцем стою вне партий, и меня привлекает лишь мысль о всенародной сущности. И вот эта совокупность процессов, в России совершающихся, сложна до таинственности.
Жива ли в народе религиозная вера? Живет ли в его сердце царский принцип? Каковы чувства междусословные? Развивается ли принцип народного представительства? В каком направлении складывается идея справедливости, права, долга? На все можно видеть разноречивые ответы. Какова равнодействующая линия этих ответов — невозможно рассмотреть.
Ясно, очень ясно одно: что тот или иной исход войны будет иметь решающее значение. Победа или поражение? Это двинет страну по двум совершенно разным направлениям. А между тем трудно мне представить исход войны. Германия обнаруживает громадный запас ресурсов и действует как один человек. А союзники разрознены. Их силы действуют недружно, и все-таки каждый себе на уме. На Россию немцы наваливают все силы, как будто на западе им ровно ничего не угрожает. Вот выступила Италия, и это не заставило Австрию и Германию не только ослабить натиск на нас, но даже не уменьшило беспрерывного увеличения своего натиска на Россию. Что же может выйти при таких условиях?
А мы, то есть Россия, вдобавок переполнены немцами в правительственных сферах, в армии, во всех функциях страны. Кто из этих немцев не изменник, если не явный, то в глубине души? На этот вопрос трудно ответить.
В довершение всего — нет центра народного единения. Государя любят и жалеют — это факт. Именно жалеют, то есть хотели бы все ему помочь. Но мысль о нем как о человеке, способном помочь России, кажется, почти исчезла. Его слабость представляется, быть может, даже в преувеличенном виде. Теперь создали себе идола в Николае Николаевиче, и на него смотрят как на центр народа. Но он все-таки не царь, и всякий понимает, что в общем ходе дел России он не имеет решающего голоса. И вот — у нас нет того, что есть у немцев. У них Вильгельм — центр, ясный и бесспорный. У нас такого центра в сознании народа нет. А между тем — война ведется, в сущности, только нами, Россией. Из остальных одна Англия кое-что делает. Остальные — ничего. Бельгия не существует, Франция воюет только для соблюдения арраrеncе*. Италия в лучшем случае займет Триест […] Говорить о маленькой истощенной Сербии не приходится. Япония ровно ничего не делает. Германия же единовластно объединяет силы свои, австрийские и турецкие. В сущности, ее должно признать при таких условиях более сильной стороной, и ей страшна только Россия. Вот и валится вся страшная тяжесть на нас одних.
Как тут предвидеть исход войны? Если мы дрогнем — победа Германии несомненна. Наши же “союзники”, по-видимому, мало этим озабочены. Одна Англия чувствует свою судьбу связанной с судьбой России. Франция и Италия, вероятно, имеют такую мысль, что возможно поладить с Германией и сохранить свои “интересы” за счет интересов Австрии и России. Германия и Австрия отдадут желаемые Францией и Италией куски, если будут иметь “компенсации” за счет России. Вот эта кошмарная мысль давит меня.