Спасибо Вам. Да хранит Вас Господь.
Ваш богомолец
Е. Феодор.
Архив В. Розанова хранит короткое письмецо, написанное наскоро на открытке со штемпелем г. Симферополя рукой епископа от 14 декабря 1912 года.
Василий Васильевич!
Я читал почти все Ваши сочинения. Сначала смущался, потом возмущался. Последние Ваши мысли (“Уединённое” и в “Нов. вр.”) стали радовать за Вас. А статья “Мы хороши”, сию минуту прочитанная, уже ободряет и нас. “Спасибо Вам”, — скажут здоровые души, а я, как духовный, скажу искренно: “да помилует Вас Господь!”. Хоть я ещё сильнее и прямее осудил бы убийцу: слабы люди.
Р. S. Не судите, что пишу на открытке: скорее написалось, не отложено “на завтра”.
Повествование о письмах к В. Розанову духовенства и монашествующих уместно было бы закончить письмом архимандрита Вениамина, показывающим, что Церковь, как и Глава её Иисус Христос, не устаёт с любовью ждать покаяния “заблудших” и возвращения их для спасения. Архимандрит Вениамин (Федченков) пишет В. Розанову 5 февраля из Твери после исключения мыслителя из членов Петербургского религиозно-философского общества в 1914 году за выступление в печати по поводу ритуального убийства христианского мальчика и обвинения в том еврея Бейлиса.
Глубокоуважаемый Василий Васильевич!
Вас исключили из Религиозно-философского общества.
Правда, мотивы к тому, кажется, были не собственно-религиозные; но и в капле отражается всё солнце. Поэтому, думается мне, данный факт, вероятно, ещё более раскрыл Вам глаза на то, с кем Вы имеете дело?
И в результате… Вы, вероятно (или должны бы), не только не скорбите, а рады случившемуся. По крайней мере, мне отрадно за Вас, — во 1-х, потому, что Вы как-никак сподобились пострадать за истину (я лично говорю сейчас о всём Вашем направлении, для меня — и вообще для верующих — действительно ценном и дорогом; а не о… (неразб. — И. В.) лишь Вашем по поводу некоего Бейлиса или евреев…; во 2-х, это Вас ещё больше сольёт с Церковью Христовой, к которой Вы так искренно возвращали себя, и как… (неразб. — И. В.) возвратились вполне. Господь воздаст Вам за это! (…)
Теперь Вы ещё более убедились, вероятно, что действительно в “мире” — мало любви; и если ещё сохраняется где-то теплота, то именно в Христовой Церкви, или, точнее — во Христе, а через Него и в живущих Им.
Чрез “отлучение” Вы стали нам ближе… (…)
Не скорбите: Вы не одиноки, и именно “душевно”, …не один, а с Церковью Христовою!
Так Русская Православная Церковь в лице отдельных её представителей продолжала сражаться за душу писателя, убеждая, разъясняя, согревая любовью.
Борис ОСЫКОВ Записки краеведа
ГОЛОВЧИНО, ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО
На полпути от райцентра Борисовка до районного городка Грайворон — по обе стороны шоссе — село Головчино. Почти две тысячи дворов, более пяти тысяч жителей. Большое село, старинное.
…После судьбоносной Полтавской виктории Петр I щедро одарил своих “птенцов” черноземными наделами. Государственному канцлеру, тайному советнику и кавалеру Гавриле Иванычу Головкину было “пожаловано… за усердную ево службу поместье ево в вотчину”. И слобода Спасская в Хотмышском уезде стала вскоре уже именоваться “Головкино, Спасское тож”. И хотя через каких-то три десятка лет село перешло к дворянам сербского происхождения Хорватам (после дворцового переворота и воцарения Елизаветы Петровны сын всесильного канцлера Михаил Гаврилович был обвинен в государственной измене и приговорен к смертной казни), в имени села изменилась всего лишь одна буква. Да так и осталось до наших дней: Головчино.
Осталась и память о последних владельцах села, незаурядных представителях дворянской фамилии Хорватов. Один из них — Иван Осипович Хорват сумел устроить в черноземном захолустье настоящий оперный театр. Кстати, Иван Осипович и сам неплохо играл на скрипке и даже сочинял музыку к оперным постановкам. Впрочем, всё это не мешало ему оставаться рачительным хозяином большого поместья, свеклосахарного, а также селитряного и конного заводов.
“Хороший хозяин, — характеризовал головчинского помещика историк И. А. Гарновский, — при всём своем увлечении театром, никогда не выходивший из бюджета в тратах на него, Хорват в общем хорошо рассчитал и вместо того, чтобы мыкаться пустодомом по нашим столицам, а еще хуже — проживать русские деньги за границей, бросая хозяйство на старост и управляющих, засел с семейством у себя в деревне, обставив жизнь вполне согласно со своими наклонностями… В конце концов в курской глуши Хорват создал такой уголок, где карты, водка, уездные сплетни, всецело занимавшие праздные умы уездных Добчинских и Бобчинских, стояли уже, во всяком случае, не на первом месте. Богатый помещик двух губерний, предводитель дворянства Грайворонского уезда… Хорват вёл очень открытый образ жизни, отличаясь большим гостеприимством, и его Головчино никогда не оставалось без гостей… “.
А гостей непременно “угощали” театром. Театр в Головчине небольшой, но “аккуратный, чистенький” — как изволил заметить один из гостей — “просто игрушечка”. И с “сюрпризами”. В передней взору каждого представало зрелище пресоблазнительное: шкаф, наполненный настойками, наливками, винами. Перед ним накрыт белой льняной скатертью стол — вроде буфетной стойки. И на нем в чинном порядке — холодная закуска и разные бутерброды. В антрактах лакеи подавали в ложи и зал виноград, дыни, арбузы, мороженое. Желающие откушать водки или вина требовали подать им в кресла…