— За нами человек гнался.
— Догнал?
— Догнал.
— А что же он стал с вами делать?
— Он стал стихи читать.
— Ну и как, хорошие стихи?
— Та стихи, может быть, и хорошие, но человек-то голый.
Подъезжаю к его “жилищу” в стогу:
— Что ты тут делаешь, Алексей?
— Тебе этого не понять. Я вхожу в природу.
И выдал он мне около двадцати отличных стихотворений. В общем-то такие его исчезновения всегда заканчивались новыми вещами. Редактор там был у нас “понимающий” и на странности Прасолова смотрел спокойно. Даже порой сразу при его появлении потом в редакции заводил в свой кабинет и говорил:
— Ну, давай, читай, читай!..
* * *
Об Алексее Тимофеевиче Прасолове в марте 1987 года был у меня разговор и в Минске с журналистом Игорем Александровичем, который в шестидесятые годы жил в Борисоглебске, а затем — в Воронеже и тоже работал в “Молодом коммунаре”. У него сохранилась книга Прасолова “Земля и зенит” 1968 года издания с дарственной надписью автора. В этой надписи я нашел строки, видимо, из неоконченного стихотворения Прасолова и попросил разрешить их переписать. Все изданное А. Прасоловым (и стихи, и прозу, и письма) я, надеюсь, не пропустил, но этих строк нигде не обнаружил.
30 июля 68
Гордясь одним-
единственным
на свете -
Свободою и
жизнью
той моей,
Что прежде
всех
здесь
на моей
Планете
Есть страшная
земля людей.
Если задуматься о трагической судьбе поэта Алексея Тимофеевича Прасолова, то, по-моему, и эти его строки говорят о многом…
Валерий ЧЕРКЕСОВ
Унеси меня, память…
* * *
Ностальгические ветры
налетели с востока.
Они стучатся в стекло
веткой цветущего абрикоса,
а мне кажется -
это наша старая черемуха
прильнула к окну
родимого дома,
которого давно
нет на земле.
* * *
Унеси меня, память, на берег великой реки,
Уменьшительным именем снова меня нареки.
— Не шали, не купайся подолгу, приди на обед, -
Говорит ворчливо с улыбкою светлою дед.
Я шалю, я купаюсь до одури и, позабыв
Про еду, возвращаюсь домой, когда солнце, остыв,
Закатилось за сопки далекие. Дедушка ждет
У порога, как сторож, и мне подзатыльник дает
Незлобиво, шутя, и кричит:
— Мать, корми молодца!..
Однокрылый птенец, потому как расту без отца,
Я летаю во сне — говорят, оттого, что взрослею…
Унеси меня память туда, где я корью болею,
И у жаркой постели, измучившись, мама сидит
И, как Дева Мария с иконы, мне в душу глядит.
В ОБЩАГЕ
1
Общага. БАМ во тьме гудит.
Бессонница — как наважденье.
В стеклянной банке чай парит.
Засахарившееся варенье.
И томик Пушкина открыт:
“Я помню чудное мгновенье…”
2
Когда засыпал я на БАМе в общаге,
И бок примерзал к леденящей стене,
То мир измерялся простыми вещами -
Чтоб утром письмо прилетело ко мне,
А в нем из тетрадки заветный листочек,
И сердцем, не ручкой, такие слова:
“Скорей приезжай. Жду. Скучаю. Сыночек,
Весна у нас скоро… Я тоже жива”.
* * *
Пошататься по старому парку,
Под березами постоять
И, заморскую плюнув цигарку,
Тишиной и прохладой дышать.
Где-то дятел стучит монотонно.
В кронах ветер шуршит, словно мышь.
Мыслям — вольно,
А чувствам — просторно,
Но — молчишь, и молчишь, и молчишь.
90-е
Митинговали, кто хотел:
Кто мало ел, кто много ел,
Кто не имел, кто все имел.
А черт с ухмылкою глядел
На обезумевший народ,
Злорадствуя: — Моя берет!..
ВЕДЬМА
Это ведьма летит над Москвой.
Слышен голос, похожий на вой:
— Чи, страдаете вы головой,
Коли золотом пообрастали.
А в селе соловьи в перехлест
Заливаются там, где погост.
Денег нет… Потому-то и хвост
Ведьмин мы никогда не видали.
* * *
Чужая интонация влечет,
Как будто шепчет мне на ухо черт:
— Валяй вот так — и гениально выйдет!..
Да крепкое словцо сказал Рубцов:
Мол, тьмы и тьмы подобных мудрецов,
Но добрый Филя всех в гробу их видит.
ВИКТОР БОКОВ
На даче у Бокова яблони рясно цветут,
И воздух пьянит — голова просветленно кружится.
Здесь вольные птицы нашли и покой, и приют
И, благодаря, заливаются звонкие птицы.
И годы, и беды хозяина гнут — не согнут…
Запомню поэта улыбчивым, гордым и статным.
На даче у Бокова яблони рясно цветут,
И значит, по осени быть урожаю богатым.
* * *
Занимается утро.
Опарой заря поднимается
За рекой, по-над лесом.
На взгорке былинный костер
То померкнет, то снова, воскреснув, ожив, разгорается -
И светлеет, яснеет прохладный осенний простор.
О, как ломит виски!
Тишина их сдавила до боли.
И слезятся глаза, если долго смотреть на огонь,
На бескрайнее, к небу всходящее синее поле,
Где без всадника скачет есенинский розовый конь.
“Труды и дни” поэта,
путешественника и воина
В. Л. Полушин. “Гумилёвы. Семейная хроника.
Летопись жизни и творчества Н. С. Гумилёва”. М., Терра. Книжный клуб. 2004
Выход в свет летописи жизни и творчества поэта — отрадное явление для каждого любителя поэзии. Можно не торопясь погрузиться в прошедшую эпоху, переходя от события к событию в жизни классика, проникаясь атмосферой, в которой создавалось то или иное стихотворение, знакомясь с событийным контекстом его написания, открывая для себя новые и новые биографические факты, преисполняясь благодарностью к кропотливому труду исследователя, к его архивным и библиографическим разысканиям… Нет, что ни говори, а издание летописи жизни и творчества поэта, тем паче в наши дни, — отрадное явление.