А. К.: Миколас Мартинович, после августа 91-го вы жили в Минске?
М. Б.: Да.
A. K.: А как снова оказались в Литве?
M. Б.: “Пятая колонна” в Белоруссии сработала в интересах литовской разведки. А там ведь тоже есть люди, ненавидящие СССР и советский строй. Недавно — во время выборов президента Белоруссии — они снова дали о себе знать, спровоцировав беспорядки. Впрочем, в моем случае они играли вспомогательную роль. Инициатива шла даже не из Литвы, а из Соединенных Штатов, мне об этом прямо оказал сотрудник литовской госбезопасности, когда меня вывозили из Минска в Вильнюс. Показательно: меня арестовали в тот день, когда в Белоруссию приехал Клинтон.
Этим обстоятельством и воспользовались. Ко мне обратились из местного УВД (разумеется, все это было при Шушкевиче). Дескать, в Минск приезжает президент США, не могли бы вы это время провести у нас? Я согласился. Вышел из дома и вижу — на пригорке стоит посол Литвы и кивает головой): этот самый! Тут я все понял…
Поехали в управление: я, офицер МВД Белоруссии, офицер литовской полиции и шофер. По дороге литовец мне шепнул:“Я только выполняю приказ…” Приехали в УВД, а оттуда выходит прокурор Бетингис. Он предложил побеседовать. Я прямо спросил: “Что от меня нужно?” Он говорит: “Распишитесь в постановлении о вашем задержании”… Я отказался и обратился к белорусскому офицеру, чтобы меня отвели в другую комнату. Этот офицер сказал мне: “Я коммунист, я на вашей стороне. Но вчера наш министр МВД встречался с представителями литовских властей, и было решено вас выдать. Приходится исполнять…”.
Выхожу — у машины стоит Юозас Ермалавичюс — его арестовали раньше. Он со слезами сказал!: “Я вашу фамилию не упомянул”. Я его успокоил, сказал, что его вины в моем аресте нет. Я знал, что спецслужбы Литвы засылали агентов, чтобы выяснить наше местонахождение.
Поехали. На границе нас пропустили, но затем белорусские пограничники выбегают: “Вернитесь!” А Бетингис сказал: “Это уже литовская территория”. Прямо у пограничного шлагбаума нас ждал Генеральный прокурор Литвы Паулаускас. Нас рассадили по разным машинам: меня отдельно, Ермалавичюса отдельно. Со мной ехал майор госбезопасности. Он требовал показаний. Я сказал, что не буду отвечать на его вопросы — он даже не из прокуратуры. Тогда он говорит шоферу: “Останови машину!” Остановились. Майор обращается ко мне: “Сейчас я тебя пристрелю и скажу, что ты пытался бежать!” Я бросил ему: “Не дури!” И дальше он вел себя спокойно.
А потом — тюрьма, допросы. Подсылали стукача. Пытались получить сведения на всех, в том числе на президента Бразаускаса. Я отвечать отказался. А позже рассказал на суде, что от меня требовали компромат на президента. судьи слушали, некоторые даже рты пооткрывали.
A. К.: Миколас Мартинович, 12 лет вы были выключены из жизни Литвы. Я имею в виду не политическую жизнь — на нее вы оказывали немалое влияние, даже находясь в тюремной камере, — а быт. За это время изменились условия жизни, привычки людей, облик городов. И вот Вы увидели новую Литву — понравилась ли она вам? Что изменилось и в какую сторону — в худшую или в лучшую? В конце концов, стоил ли результат тех усилий, той борьбы, которую оппозиция навязала доверчивому советскому обществу, обещая райскую жизнь в “общеевропейском доме”?
М. Б.: Новой Литвы я еще не видел. Здоровье не позволяет выходить из дому. Могу судить только по телевизионным программам и публикациям в прессе. Наверное, за двенадцать лет что-то построили. Но для меня важно положение трудящихся: улучшилось оно или ухудшилось. Масса людей выезжает за рубеж в поисках работы. Значит, дома, в Литве, им не очень-то хорошо живется…
А. К.: А как Вы оцениваете вступление Литвы в Евросоюз и в НАТО?
М. Б.: Позиция коммунистов Литвы не изменилась. Мы и раньше считали НАТО агрессивной организацией, и сейчас так считаем. Посмотрите, что они сделали с Югославией, Афганистаном, Ираком. Причём американцы — иной раз прикрываясь североатлантической солидарностью, а иногда и отбрасывая ее — проявляют всё большую склонность к военным авантюрам. К сожалению, Литва ориентируется в своей политике не столько на Западную Европу, демонстрирующую определенную сдержанность, сколько именно на США.
Сейчас НАТО уже имеет в Литве свою базу. Для чего она здесь? Для мира? Нет…
А. К.: К слову, первое, что я увидел, когда поезд пересек литовскую границу, был танк с черным крестом бундесвера, стоящий у переезда.
М. Б.: Вы еще о Евросоюзе спрашивали. Знаете, когда националисты ставили вопрос о независимости, они говорили, что Литва не будет участвовать ни в каких союзах. А на деле с одного Союза они переориентировались на другой! И с помощью Западной Европы и особенно США пытаются проводить агрессивную, я бы сказал, политику в отношениях с восточными соседями — Россией и особенно Белоруссией. Какие курьезные вещи о России и Белоруссии по нашему телевидению рассказывают…
Но вернемся к вопросу о независимости. На мой взгляд, сегодня Литва имеет меньше самостоятельности, чем в составе Советского Союза. Показательна ситуация с Игналинской АЭС. Нам из Брюсселя командуют, что ее надо закрыть. А литовские власти слушаются: такие мы стали маленькие! Один блок уже закрыли, на очереди другой. А что останется от энергетики?..
Сейчас много шумят о деньгах Евросоюза. Мы и в советские времена получали дотации из Центра. А сейчас и денег еще не дали, а в прессе и по телевидению только о них и говорят! А ведь это деньги не для простого народа. Их поделят литовские бизнесмены. Посмотрите, какими дрязгами сопровождается распределение этих — пока ещё только обещанных — средств. Один другого ненавидит, один другого поливает грязью. Я и в буржуазной Литве до 1940 года жил, но не представлял, что можно дойти до такого…
A. K.: И последний вопрос. Эта беседа будет опубликована в майском — победном — номере журнала. Что бы вы хотели сказать нашим читателям и — шире — всем людям, которые болеют за судьбу России и за судьбу тех, кто сохранил верность Союзу? С какими словами вы обратитесь к этим людям накануне Дня Победы?
М. Б.: Ваши читатели, как и читатели “Советской России”, “Правды”, газеты “Завтра” и других прогрессивных изданий, составляют основу России. Если учитывать не только подписчиков, но и всех, кто читает эту прессу, то вас не тысячи — миллионы. Всем этим людям я желаю духовной стойкости. И возрождения той великой Советской страны, которая победила фашизм и освободила от коричневой чумы Европу.
Андрей ВОРОНЦОВ КТО ТОРГОВАЛ РУКОПИСЬЮ “ТИХОГО ДОНА”?
Ф. Кузнецов и “Наш современник” выигрывают суд
17 марта нынешнего года в истории с загадочным исчезновением и обретением рукописи первых двух книг “Тихого Дона” была поставлена юридическая точка.
Увы, как это часто бывает в жизни, ответчиками на процессе стали не те, кто распускал мерзкую клевету о Шолохове, и не те, кто прятал рукопись, а те, благодаря кому она стала достоянием государства, а событие — достоянием гласности: Феликс Феодосьевич Кузнецов, Институт мировой литературы имени Горького РАН, который он некогда возглавлял, журнал “Наш современник”, “Литературная газета” и “Российская газета”.
В качестве же истца выступил нынешний заместитель главного редактора газеты “Московский комсомолец” Лев Ефимович Колодный — человек, еще в 1984 году нашедший рукопись “Тихого Дона”, но не сделавший, в отличие от Кузнецова, ее достоянием государства. Однако как журналист он занимал в свое время примерно ту же позицию, что и ответчики. Что же заставило его подать на них в суд?
Ответить на этот вопрос можно, лишь углубившись немного в историю проблемы. Чтобы получить в 1985 году возможность отксерокопировать 160 страниц рукописи “Тихого Дона”, Колодный действовал не как советский журналист, а как журналист из западных фильмов. Не спрашивая разрешения у незаконной владелицы рукописи, Матильды Емельяновны Кудашовой, жены покойного друга Шолохова, он тайно вывозил из ее квартиры страницы “Тихого Дона” и тайно же, на работе у жены, ксерокопировал, потому что множительная аппаратура в советское время была под административным контролем. Правильно или неправильно поступал Колодный, вопрос досужий, так как и Кудашова удерживала у себя рукопись обманом. Трудно также порицать Колодного за то, что отношения с Кудашовой он построил на принципах материальной заинтересованности: человек “пробивной”, он помог ей получить новую квартиру, установить телефон, а она ему за это давала возможность работать с рукописью. Но иначе, конечно, он ничего бы не добился. Со временем назрел вопрос и о “цене рукописи”. Однако “натуральный обмен” (“ты мне, я тебе”) Кудашову уже не устраивал. Отдать государству рукопись “Тихого Дона” она желала за деньги, и деньги большие: сначала речь шла о пятидесяти тысячах долларов, а потом — о пятистах тысячах долларов. Единственным выходом Кудашовой в “легальный мир” был Колодный, ему и предстояло озвучивать последнюю цену перед “заинтересованными лицами”. Но склонить к этой покупке государство, особенно ельцинское государство, для которого Шолохов был идейный враг, “коммуняка”, у него не вышло.