Но вернемся в 1989 год, к работе комиссии, которую возглавлял Яковлев. По его словам (книга “Омут памяти”), началась нудная и тяжелая работа. Представители прибалтийских республик занимали радикальную позицию, их активно поддерживал народный депутат СССР Юрий Афанасьев. Интересна и личная точка зрения председателя комиссии. Он говорит, что “в сущности, со многими замечаниями и требованиями прибалтов можно было согласиться, но решения обвинительного характера в адрес СССР съезд все равно не примет”.
В своих мемуарах Яковлев умалчивает о том, что в июле 1989 года предложения комиссии не были вынесены на Съезд народных депутатов, а направлены в Политбюро ЦК КПСС. В своей записке он говорил о неуступчивости народных депутатов, в том числе и членов КПСС. Для придания твердости своей “партийной позиции” в борьбе с “агрессивными прибалтами” Яковлев проинформировал Политбюро, что удалось убрать требование Ю. Афанасьева об “осуждении сговора с фашизмом”, не допустить признания прямой связи между секретными протоколами и вступлением Эстонии, Латвии и Литвы в Советский Союз в 1940 году и т. д.
В записке Яковлева в Политбюро было достаточно много информации по поводу того, какую позицию занимал тот или иной народный депутат. Но главный, основополагающий вопрос Яковлевым не был решен — а вопрос этот был ключевым, и если бы удалось решить его, то дальнейшие события в Прибалтике могли бы пойти по другому сценарию. На этот вопрос руководитель комиссии практически сам дает ответ в своей записке в Политбюро:
“Можно было бы предпринять попытку внедрить в проект заключения комиссии мысль о том, что существующие в Европе территориальные реальности есть итог Второй мировой войны и, следовательно, покоятся на других реальностях, чем договоренности 1939 года с Германией. Если бы это удалось, приверженцы восстановления “независимости” трех республик были бы вынуждены менять свою тактику”.
Это действительно так, но возникает вопрос: почему Яковлев в своей записке использует такие осторожные фразы, как “предпринять попытку”, почему “можно было бы”, а не “нужно”? Тем более что он прекрасно знал, что с правовой точки зрения признание существования протокола не имело никакого значения, так как он вообще не включался в процедуру ратификации договора и с чисто юридической стороны не мог определять судьбу государств. Да и весь договор о “дружбе” сгорел в военном пламени 22 июня 1941 года. Поэтому автор записки только повторил аксиому, что послевоенное строительство Европы осуществлялось на совершенно иной основе — в соответствии с международно-правовыми нормами, зафиксированными в Уставе ООН и в Заключительном акте общеевропейского совещания в Хельсинки в 1975 году.
24 декабря 1989 года, в последний день работы второго Съезда народных депутатов СССР, А. Яковлев доложил об итогах деятельности комиссии. Нет необходимости останавливаться на содержании этого доклада и тем более цитировать какие-либо его положения. Он был опубликован в СМИ того времени, в стенограмме съезда, в мемуарной и специальной литературе.
В тот же день было принято постановление съезда по этому вопросу. Я позволю себе процитировать только один пункт этого документа:
“Съезд народных депутатов СССР осуждает факт подписания “секретного дополнительного протокола” от 23 августа 1939 года и других секретных договоренностей с Германией. Съезд признает секретные протоколы юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания.
Протоколы не создавали новой правовой базы для взаимоотношений Советского Союза с третьими странами, но были использованы Сталиным и его окружением для предъявления ультиматумов и силового давления на другие государства в нарушение взятых перед ними правовых обязательств”.
За принятие постановления проголосовали “за” — 1435, “против” и “воздержалось” — 517 народных депутатов.
Второй Съезд народных депутатов этим решением юридически закрепил политическую победу прибалтов. К тому же хронологически это совпало с расколом Компартии Литвы на ее XX съезде. Создание самостоятельной Коммунистической партии Литвы плюс официальное осуждение Съездом народных депутатов документов, согласно которым Литва вошла в состав СССР, — все это как бы слилось в единый, все сильнее бурлящий поток и выводило сторонников отделения Литвы от СССР на прямую дорогу к достижению поставленной цели.
Создавшееся в Литве положение к концу лета 1989 года вызывало в Москве большую тревогу. К тому же 23 августа, в 50-ю годовщину подписания пакта Риббентропа — Молотова, “Саюдис” провел широкомасштабную политическую акцию под названием “Путь Балтии”. Участники держат транспаранты: “Горбачев, выведите Красную Армию из Литвы”, “Русские оккупанты, идите домой”, “Литовцы и поляки! Объединяйтесь в борьбе с общим врагом”. Цепочка людей длиной во многие сотни километров протянулась от Вильнюса до Риги и Таллина. В акции приняли участие несколько сот тысяч человек, было задействовано большое число автобусов и до 30 тысяч личных автомобилей. Митинги состоялись по всей трассе. Акция транслировалась по республиканскому радио прибалтийских республик.
Подобным образом развивались события в Латвии и Эстонии, но при этом все строго координировалось с Литвой. Если учесть, что происходящее освещалось средствами массовой информации, в том числе и зарубежными, велись прямые передачи по радио и телевидению, — безусловно, был достигнут значительный идеологический эффект и воздействие на население Прибалтики.
Было бы наивно полагать, что о таком мероприятии, требующем большого количества времени на подготовку, ничего не знали в Москве. Но генсек в эти дни находился в Форосе, председатель специальной комиссии по прибалтийским республикам В. Медведев тоже укреплял свое здоровье на юге, а председатель съездовской комиссии по правовой и политической оценке советско-германского договора, который должен был к 23 августа представить заключение комиссии, отдыхал на Валдае.
Когда генсек, будучи в Крыму, увидел по телевидению сюжеты о происходящих в Прибалтике событиях, он дал указание в ЦК КПСС срочно подготовить заявление ЦК. Вскоре текст этого заявления был доведен средствами массовой информации до сведения жителей всей страны. Документ вышел с подписью “Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза”. Прибалты стали уточнять, когда же собирался Центральный Комитет КПСС. Выяснилось, что никто из членов ЦК Прибалтийских республик в работе подобного пленума ЦК не участвовал. Кстати, и ответственные за дела в Прибалтике Медведев и Яковлев, находящиеся, так же как и Горбачев, далеко от Москвы, о заявлении узнали только из газет. Сейчас уже доподлинно известно, что в составлении заявления ЦК КПСС участие принимали Горбачев и его помощники. Таким образом, это было сочинение окологенсековских аппаратчиков.
Заявление ЦК вызвало в стране двоякое отношение. Население многих республик и областей, плохо информированное о происходящих в Прибалтике процессах, восприняли тревожную оценку разыгравшихся событий как акт, заслуживающий общественной поддержки.
В Прибалтике же настроения были другие. Сепаратистские круги после небольшого шока, вызванного тем, что их “неблаговидные дела” были названы прямо, встали на путь его дискредитации. Осуждающую позицию по этому документу заняли многие общественные организации республики, в их числе ЦК КСМ Литвы, творческие союзы, союзы женщин, некоторые национально-культурные общества. В средствах массовой информации также развернулась кампания по дискредитации заявления. На протяжении нескольких дней с момента публикации оно упоминалось в материалах “Голоса Америки” 39 раз, Би-би-си — 25, “Немецкой волны” — 27, Международного французского радио — 21, Радио Канады — 8, Радио Швеции — 4.
Все это передавали не собственные корреспонденты, а публиковались и печатались выступления депутатов, общественных деятелей, известных людей. В это время “Саюдис” создал новую газету — “Республика”, для которой Ландсбергис привез из США новейшее техническое оснащение. Газета должна была выходить на литовском, русском, польском, английском, а позднее — на немецком и французском языках.