Убрав дежурную для Запада патоку лицемерной заботы о “правах человека”, “благоустройстве” и т. д. во всех частях планеты (а если бы доставали руки — то и мироздания), увидим всё тот же жёсткий костяк стратегии доминирования и всеохватного продвижения своих и только своих “жизненных интересов”. Такой матерый политик, как Солана, конечно же, прекрасно понимает, какая реальность стоит за сладким словечком “содействие”, и президент ПМР Игорь Смирнов уже четко заявил, что такое содействие будет означать перечисление налогов в бюджет Республики Молдова, стало быть, полное разрушение экономической основы приднестровской государственности и, разумеется, её ликвидацию.
Вот она-то и является главной целью, в противном случае глубокий интерес верховного представителя ЕС и Госдепа США (также высказавшего свою поддержку действиям Украины) можно было бы отнести к области черного юмора — достаточно взглянуть на карту. Такой горячий интерес (и это в контексте пребывания оккупационных войск в Ираке, ядерного досье Ирана, накала страстей в израильско-палестинских отношениях, глобальной проблемы энергоресурсов, наконец, триумфального наступления Китая на рынки самих западных стран!) к крошечной полоске, протянувшейся вдоль Днестра, — это всего лишь проявление заботы о чистоте и прозрачности товарных потоков “на приднестровском участке молдавско-украинской границы”?
Полноте, подобные благоглупости можно оставить на долю Сергея Брилёва с его “Вестями недели” или “Эха Москвы”, в первые же дни блокады и по мотивам, о которых остаётся только догадываться, прямо атаковавших Приднестровье. Всем ведь известно, что существует такое понятие, как пределы компетенции; между тем ни Молдавия, ни Украина, не говоря уже о Приднестровье, членами ЕС не являются, и оснований у комиссара Соланы, равно как и у Госдепа, прямо определять формы таможенного контроля на границах между ними столько же, сколько, например, в регулировании торговых отношений между Россией и Белоруссией — почему бы нет? И кто сказал, что подобного никогда не случится, коли руки развязаны?
Речь ведь, повторяю, о комплексной стратегии, возраст которой — не один десяток, а по крупному счету и не одна сотня лет. В контексте же этой стратегии заинтересованность Брюсселя и Вашингтона в полной и безоговорочной капитуляции Приднестровья гораздо более глубока, нежели это может представляться поверхностному взгляду. И лишь такому взгляду, добавлю, грянувший 3 марта удар мог показаться “неожиданным”.
“Неожиданного” здесь ровно столько же, как и во вводе натовских войск в Косово летом 1999 года. Ведь лидеры косовских албанцев ещё летом 1998 года выехали в США для встречи с Биллом Клинтоном и Мадлен Олбрайт. И тогда же министры иностранных дел 16 стран НАТО, собравшись в Люксембурге, приняли решение о размещении воинских подразделений альянса в Албании и Македонии. Почему Россия оказалась не готова к такому развитию событий — по недостатку ли профессионализма у тех, кто должен был следить за развитием ситуации, либо как раз в силу затаенной готовности к капитуляции, — вопрос отдельный, хотя для меня бесспорно второе. Однако ссылки на “неожиданность” сегодня так же неуместны, как неуместны были тогда: операция по блокированию Приднестровья готовилась загодя и столь же тщательно, и даже тот, кто сочтёт такую аналогию преувеличенной (мол, не тот масштаб событий), не может не опознать того же почерка. Впрочем, к масштабам мы ещё вернемся, что же до “почерка”, то панорамного взгляда на динамику давления на Киев, которую нетрудно проследить даже в самой сжатой ретроспективе, довольно для его идентификации. Не далее как в мае 2005 года разрозненная после парламентских и президентских выборов молдавская оппозиция вдруг объединилась с проправительственными структурами (ядром же стал вроде бы противоестественный союз правящей Партии коммунистов и самой правой, резко националистической, точнее же, прорумынской Христианско-демократической партии) и совместно обратилась к Конгрессу США с просьбой подтолкнуть Москву и Киев к более активным действиям в деле приднестровского урегулирования — в пользу Кишинёва, разумеется. При этом давний спарринг-партнер президента В. Воронина, лидер ХДНП Юрий Рошка, достаточно четко определил свои притязания соответственно к Москве и к Киеву.
Что до первой, то она — и это главное — должна вывести свой остаточный воинский контингент из Приднестровья и, разумеется, унять свои остаточные же “имперские амбиции”. По мнению Рошки, повоздействовать на Россию здесь должны “американские коллеги”. Подобное усмирение Москвы — необходимое условие выполнения своих задач Киевом, которому тот же Рошка настойчиво рекомендовал принять наконец конкретное решение по созданию совместных с Кишиневом таможенных постов на всем протяжении “приднестровского участка молдавско-украинской границы”. Без этого план приднестровского урегулирования, предложенный Ющенко, объявлялся неприемлемым! Таким образом, Ющенко недвусмысленно предлагалось сделать такой же шаг по сдаче Приднестровья, как и его уступка Воронину в вопросе о парламентских выборах в непризнанной республике в декабре 2005 года, резко осложнившая её внешнеполитическое положение и, по сути, изъявшая из “плана Ющенко” то, что делало его, хотя, как говорится, и со скрипом, но всё-таки ещё приемлемым для Приднестровья. И, видимо, авторы обращения к Конгрессу США знали кое-что о закулисной стороне дела, когда в своих интервью смело заявляли, что, “по имеющимся данным, Киев готов предложить лучший вариант”.
Несомненно, этот “лучший вариант” и явлен сейчас на всеобщее обозрение на том самом “приднестровском участке молдавско-украинской границы”, где в один ком стиснуты омертвлённые грузы и люди, перед которыми всё отчетливее проступает грозный призрак полной потери работы, пенсии, всяких жизненных перспектив. А на пороге — посевные работы… Да, с каким жестоким, холодным расчетом, этой отличительной чертой именно англо-саксонского стиля, выбрано время для удара — время, не слишком ведь удобное и для самого Ющенко. И даже если бы уже не столь широко разошлась информация о звонке из Вашингтона в Киев, полученная, как принято говорить, “из источника, пожелавшего остаться неизвестным”, звонке, ставшем сигналом к запуску “лучшего варианта”, ясно, что он вряд ли бы решился на подобный шаг как раз в преддверии выборов. Выборы и так не сулят ему особых лавров, особенно на юге и востоке страны; и можно было резонно предположить, что вряд ли позиции “оранжевых”, и без того слабые в Одессе, укрепятся вследствие больно хлестнувшей и по ней блокады. Не стоит забывать и того, что в 1992 году на стороне Тирасполя наряду с русскими воевали и украинские добровольцы. Притом именно в данном случае не работала привычная для Украины схема “Запад-Восток”. “Западенская” УНА-УНСО образовала костяк украинского добровольчества, и думается, что и в опорных для Ющенко областях резонанс его действий, за которые Кишинев уже успел поблагодарить Киев, может оказаться многообразным.
В таком давлении на Украину (особенно, если верными окажутся упорные слухи о перемещении из Польши под Киев одной из спецтюрем ЦРУ, становящихся мрачным кошмаром современного мира) есть нечто даже от уголовного приема круговой поруки: докажи, что ты наш, возьми нож и зарежь своего брата — в данном случае почти 250 тысяч приднестровских украинцев. Это, конечно, ни в коем случае не оправдывает действий президента Украины: в конечном счёте, решения принимает он сам, он же несёт и всю ответственность за них. Решения эти, однако, а тем более выбранное для блокады Приднестровья время, как видим, настолько неудобны для него, что нет сомнений: не он был главным режиссёром и не им написан сценарий. А то, что должно дальше последовать по сценарию, далеко выходит за пределы Украины, ибо соотносится с той самой глобальной стратегией, о которой речь шла выше и к которой настало время вернуться.