Руководство ГВП, а затем и Генеральной прокуратуры РФ с указанной выше квалификацией катынского преступления не согласилось. Постановление о прекращении уголовного дела N 159 от 13 июля 1994 г. было отменено, и дальнейшее расследование было поручено другому прокурору (Катынский синдром. С. 491).
21 сентября 2004 г., после 9 лет повторного расследования, уголовное дело N 159 было вновь прекращено. Большинство материалов по делу засекречены, однако определенная информация до сведения общественности дошла. Известно, что в постановлении ГВП “действия ряда конкретных высокопоставленных должностных лиц СССР в отношении 14 542 польских граждан, содержавшихся в лагерях НКВД СССР, квалифицированы как превышение власти, имевшее тяжелые последствия… уголовное дело в их отношении прекращено” в связи со смертью виновных.
Также подчеркнуто, что “в ходе расследования по делу по инициативе польской стороны тщательно исследовалась и не подтвердилась версия о геноциде польского народа в период рассматриваемых событий весны 1940 года…
Действия должностных лиц НКВД СССР в отношении польских граждан основывались на уголовно-правовом мотиве и не имели целью уничтожить какую-либо демографическую группу” (из письма генерал-майора юстиции Кондратова председателю общества “Мемориал” Рогинскому от 11.04.2005 г.).
Польская сторона не согласилась с “российской интерпретацией катынского преступления”, прежде всего в плане отрицания версии о “геноциде”. Сложившуюся ситуацию Польша пытается использовать как повод для перевода катынской проблемы под юрисдикцию международного права. Всё это грозит самыми неожиданными последствиями для России. В итоге возможно повторение “правовой ситуации по Косово”, в которой сербы были необоснованно обвинены в геноциде албанцев.
Помимо этого в ноябре 2004 г., по заявлению Катынского комитета, 16 прокуроров Института национальной памяти начали независимое от России расследование обстоятельств “Катынского дела”. Вероятнее всего, польские прокуроры, по примеру американской еврейской диаспоры, массово предъявившей Германии индивидуальные иски за холокост, ведут подготовку к оформлению индивидуальных исков к России.
“Первые ласточки” здесь уже появились. В апреле 2006 г. 70 родственников погибших в Катыни польских офицеров обратились в Европейский суд по правам человека в Страсбурге по поводу ненадлежащего расследования Россией всех обстоятельства катынского преступления. В будущем их число может составить несколько тысяч. В этом случае претензии к России, если исходить из международных норм компенсаций, могут составить до 4 млрд долларов США.
Завершая краткую историю “Катынского дела”, необходимо заметить, что на его развитие особое влияние оказали пять событий. Это: нацистская пропагандистская кампания 1943 г. по поводу массовых захоронений польских военнопленных в Козьих Горах, немецкая эксгумация этих захоронений в том же 1943 г., “научно-историческая экспертиза” Сообщения Специальной комиссии Н. Н. Бурденко 1944 г., осуществленная в 1988 г. польскими историками Я. Мачишевским, Ч. Мадайчиком, Р. Назаревичем и М. Войцеховским, “случайное” обнаружение в декабре 1991 г. и в сентябре 1992 г. документов Политбюро и НКВД из “особого пакета N 1” и 14-летнее расследование Главной военной прокуратурой РФ уголовного дела N 159 “О расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей НКВД в апреле-мае 1940 г.”. Остановимся на них подробнее.
“Дело” Геббельса
Прежде всего необходимо исследовать обстоятельства развертывания нацистами пропагандистской кампании по поводу захоронений польских офицеров в Козьих Горах в Катынском лесу. В известных публикациях им уделено крайне мало внимания. А они вызывают не только вопросы. Они позволяют уяснить целый ряд аспектов “Катынского дела”.
Достаточно подробно эта тема рассмотрена российским публицистом и писателем Владимиром Бушиным в статье “Преклоним колена, пани…”, опубликованной в минской газете “Мы и время” (N 27, 28. Июль 1993 г.). В. Бушин особо акцентирует высказывания пропагандистского куратора катынской трагедии Й. Геббельса. Они позволяют понять технологию рождения “Катынского дела”.
Министр имперской пропаганды III рейха Геббельс утверждал, что “Катынское дело” “идет почти по программе”. Он даже назвал эту программу “поминутной”, то есть рассчитанной по-немецки, с величайшей скрупулезностью. Не означает ли это, что в деле с самого начала было запрограммировано всё? На эту мысль наводят, в частности, и сами обстоятельства выявления катынских захоронений.
Утверждается, что еще весной или летом 1942 г. некая полька (по другим данным, это был местный житель Парфен Киселев) показала катынские могилы полякам из организации Тодта, привезенным на строительные работы в Смоленск. Те, выяснив, что в могилах захоронены расстрелянные польские офицеры, поставили березовые кресты и доложили немецкому командованию. Но немцы якобы тогда не проявили к этой находке никакого интереса (Катынский синдром. С. 151, 470. Катынь. Расстрел. С. 422).