Такие случаи не единичны. Достаточно напомнить судьбу выдающегося польского юриста, профессора, подпоручика Ремигиуша Бежанека, числившегося в списках катынских жертв под N 1105, но прожившего в Польше после войны долгую и счастливую жизнь. Немцы в Катыни “опознали” трупы и других вернувшихся после окончания войны в Польшу людей. Например, на одном из трупов в Катыни были найдены документы известного по своим послевоенным публикациям в польской печати Францишека Бернацкого. В катынских списках числился и Марьян Яняк, умерший в Познани в 1983 г. (это отец председателя Национального Совета Швейцарии в 2005-2006 гг. Клода Жаньяка), и др. Однако большая часть поляков, оставшихся в живых после Катыни, предпочитала не привлекать внимание к своей судьбе.
Российский журналист, 26 лет проработавший в Польше, в частной беседе заявил авторам, что в 1960-70 годы его несколько раз знакомили с живыми поляками из катынского эксгумационного списка, но те категорически отказались от дальнейших контактов с советскими корреспондентами, как будто от этого зависела их жизнь.
К вышесказанному следует добавить, что из первых 300 номеров первоначального эксгумационного списка, обнародованного в апреле 1943 г., позднее по неизвестным причинам исчезли 84 фамилии опознанных польских офицеров. Возможно, часть из них оказалась живыми, а другие не “вписывались” в немецкую версию “Катынского дела”.
Кто оставил улики в Катыни?
По немецким данным, в Козьих Горах в марте — июне 1943 г. было эксгумировано 4 143 трупа, по польским данным — 4 243 (Катынский синдром. С. 366). По немецким данным, 2 815 (67,9%) из них были опознаны с полным обоснованием. Польские данные и здесь разнятся от немецких — ПКК поначалу заявил об опознании 2 730 человек, но опубликованный поляками в 1944 г. в Женеве официальный список опознанных катынских жертв содержит только 2 636 имен.
Опознание проводилось по найденным на телах документам и предметам с именами владельцев. Обычно это были офицерские удостоверения или другие именные документы (паспорта, индивидуальные жетоны, финансовые аттестаты, наградные удостоверения, свидетельства о прививках и т. д.). На трупах также были найдены крупные суммы денег, множество ценных вещей и предметов военной амуниции. Необходимо заметить, что в советских лагерях польским военнопленным категорически запрещалось иметь при себе деньги на сумму свыше 100 руб., или 100 злотых, ценные вещи, воинские документы, предметы военного снаряжения и т. д.
В частности, пункт 10 “Временной инструкции о порядке содержания военнопленных в лагерях НКВД” от 28 сентября 1939 г., в соответствии с которой содержались в Козельском лагере пленные поляки, предписывал: “Принятые лагерем военнопленные перед тем, как разместить их в бараки, проходят осмотр… Обнаруженное оружие, ВОЕННЫЕ ДОКУМЕНТЫ и другие запрещенные к хранению в лагере предметы отбираются”.
Категорическое требование о безусловном и тщательном изъятии любых вещей, позволяющих опознать личность расстрелянного, содержалось и в должностной инструкции НКВД СССР по производству расстрелов, которой сотрудники наркомата неукоснительно придерживались при любых условиях и в самых тяжелых ситуациях.
К примеру, немцы летом — осенью 1941 г. в пропагандистских целях публично вскрывали в оккупированных советских городах могилы, в которых были захоронены люди, действительно расстрелянные сотрудниками НКВД. Однако никаких документов или именных вещей в тех могилах обнаружить не удалось — жертвы опознавались только на основании показаний родственников или знакомых.
Не было найдено никаких документов, позволяющих установить личности, на трупах заключенных тюрем Западной Украины, Западной Белоруссии и Прибалтики, которых в конце июня — начале июля 1941 г. при отступлении в спешке расстреляли сотрудники НКВД и НКГБ по причине невозможности эвакуации. А в Козьих Горах на 2 815 опознанных трупах было найдено 3 184 предмета, позволявших установить личность погибших (Катынский синдром. С. 156).
Немцы в отношении пленных польских офицеров старались придерживаться Женевской “Конвенции о содержании военнопленных” от 27 июля 1927 г., статья 6 которой гласила: “Документы о личности, отличительные знаки чинов, ордена и ценные предметы не могут быть отняты от пленных”. Выводы напрашиваются сами.
Вместе с тем нельзя умолчать о главе “Мои катынские открытия” книги “Катынь” Ю. Мацкевича. В ней польский журналист из Вильно описывает свои впечатления от посещения Катыни в апреле 1943 г. Его поразило, что лес в окрестностях могил “был усеян множеством таких газетных лоскутьев, наряду с целыми страницами и даже целыми газетами… датировка этих газет, найденных на телах убитых, указывает, если рассуждать здраво и честно, на не подлежащее никакому сомнению время массового убийства: весна 1940 года”.