На их основе нужно рассматривать и духовный путь Гоголя, и его проповедническую деятельность, и самое заметное её воплощение — книгу “Выбранные места из переписки с друзьями”.
Духовный путь Гоголя и его проповедь — разные ипостаси.
Если рассматривать только духовный путь Гоголя, то его проповедь представляется неким факультативным занятием в свободное от основного (художественного) творчества время. Если рассматривать проповедь Гоголя как деятельность, то становится ясно, что это не дополнение к его основной работе. Это столь же масштабная деятельность, как и художественное творчество.
Помимо высочайших достижений в художественном творчестве, помимо жизни художника, у Гоголя была ещё и другая жизнь, другая деятельность, столь же значительная, и задачи её — столь же ответственны, и достижения её — столь же велики. И книга “Выбранные места…” — её часть.
Проповедническая деятельность Гоголя осуществлялась не в лоне церкви. Говоря о Гоголе как о проповеднике (точнее, о человеке, осуществлявшем проповедь не будучи священником), необходимо подчеркнуть, что в качестве проповедника он был нисколько не менее значителен, чем как художник. И саму проповедническую сферу его деятельности нельзя считать менее важной. Только путь его в качестве проповедника был слишком краток.
Вообще-то эти два направления деятельности, эти две задачи, эти два таланта никогда не совмещаются в одном человеке. Точнее, не совмещаются такие разные таланты, когда они столь велики по своим масштабам.
В русской литературе Гоголь — единственный такой пример. Исключение, подтверждающее правило.
Почему же эта сторона жизни Гоголя настолько отодвинута в тень, что кажется вообще не существующей? А если её в какой-то степени и признают, то она представляется значительно слабее его художественного творчества.
Почему создаётся такое впечатление, что Гоголь-проповедник неизмеримо слабее Гоголя-художника? Потому что за свойства и возможности Гоголя-проповедника принимают свойства и возможности проповеди человека, находящегося не в церкви, а “в миру”. Что это за область? Кто её деятели?
Каждый человек, пришедший к вере не формально, так или иначе в силу возможностей и способностей свидетельствует об этом событии своими делами, поступками, своей жизнью.
Тем самым он, может быть, в микроскопических масштабах, но способствует преобразованию жизни в духе христианства, то есть любви к ближнему. По существу, это миссионерская деятельность. Но воздействие это может быть разных масштабов. Оно может ограничиваться самыми близкими людьми, а может претендовать на масштаб всей страны, как у Гоголя.
В случае Гоголя стремление к христианскому преображению жизни началось, конечно, не с “Выбранных мест…”. Самые первые шаги на этом пути, ещё малозаметные, можно увидеть в его преподавательской работе. В центре его интереса к истории (помимо родины — Малороссии) было Средневековье — именно потому, что в это время происходил интенсивный процесс преображения жизни под влиянием христианства. В этом преображении Гоголь видел огромное влияние на исторические судьбы народов и на их образ жизни. Всё это зависело от степени воздействия религии на повседневную жизнь общества.
“Власть папам как будто нарочно дана была для того, чтобы в продолжение этого времени юные государства окрепли и возмужали; чтобы сообщить им энергию, без которой жизнь народов бесцветна и бессильна”. (“О средних веках”.)
Он сравнивал Европу и Россию по степени влияния христианства на жизнь людей. Сравнение было не в пользу России. Этот недостаток привёл к катастрофическим последствиям (борьба всех против всех, междоусобица и, следовательно, слабость перед внешним врагом). Усиление же Европы он объясняет, прежде всего, большой властью церкви, которая оказывала определяющее влияние на жизнь человека, жестко регламентируя её и руководя ею. В России церковь такой властью не обладала.
“Здесь была совершенная противоположность Западу, где самодержавный папа, как будто невидимою паутиною, опутал всю Европу своею религиозною властью, где его могущественное слово прекращало брань или возжигало её, где угроза страшного проклятия обуздывала страсти и полудикие народы. Здесь монастыри были убежищем тех людей, которые кротостью и незлобием составляли исключение из общего характера и века”.
“Религия, которая более всего связывает и образует народы, мало на них действовала. Религия не срослась тогда тесно с законами, с жизнью. Монахи, настоятели, даже митрополиты были схимники, удалившиеся в свои кельи и закрывшие глаза для мира; молившиеся за всех, но не знавшие, как схватить с помощью своего сильного оружия, веры, власть над народом и возжечь этой верой пламень и ревность до энтузиазма, который один властен соединить младенчествующие народы и настроить их к великому”. (“Взгляд на составление Малороссии”.)