8 июня 2006 г. Александр Лобычев
Александр Лобычев - литературный критик, арт-директор галереи “Portmay”. Таково, по преданию, первое название Владивостока, данное английскими мореплавателями. Увидев город, они воскликнули: “Майский порт!”
Город и правда красивый. И галерея современная, вся блестящая, с лампочками, отделана по-европейски. Это один из культурных центров Приморья, приходящих на смену ДК советской эпохи. Они и построены по-другому, и выглядят, и содержание у них тоже другое. Преимущественно без ностальгии по прошедшему.
Александр Лобычев темноволос, невысок, хорошо сложен. Он входит в редакцию альманаха “Рубеж”, где печатают эмигрантские литературные документы прошлых времен и нечто новое. Главный редактор - Александр Колесов. Издается альманах на хорошей полиграфической базе, правда, с периодичностью не до конца понятной. Пока вышло всего несколько номеров. Но зато в планах - издание приморских антологий, серии стихотворных книжек…
Картины, выставленные в галерее, признаться, не произвели на меня особого впечатления. Стерлись из памяти. Странно, я в Приморье, на краю земли, на берегу океана, а впечатление, будто всего этого нет и мы находимся в Москве или, того непонятней, в неком безымянном городе, на одной из гламурных, невзаправдашних выставок.
9 июня 2006 г. Вечер в библиотеке имени Горького
Я волновалась. И повод поволноваться был, да еще какой: во Владивостоке (подумать только!), в крупнейшей приморской библиотеке читать свои стихи, прозу. Выходить к людям, к землякам с тем, что у самой рождает сомнения…
Этот вечер в библиотеке имени Горького организовала Ирина Романова, здешняя заведующая. Красивая, изысканная женщина. Когда-то, рассказывают, она занималась художественной гимнастикой, и в ее решимости непременно вытолкнуть меня на помост было тоже нечто спортивное.
Были Геннадий Несов, Александр Лобычев, Александр Турчин, однажды написавший мне в “Литературную Россию” письмо. Пришли Тыцких, Людмила Ивановна Качанюк, поэт Галина Якунина, молодые поэтессы Татьяна Краюшкина, Дарья Уланова, Юлия Головнёва.
Начинала запинаясь, а читала и говорила около двух часов. Были вопросы: “Что для вас море? Ощущается ли его нехватка там, в центре?”, “Назовите поэтов, которые на вас повлияли?”, “Как относитесь к Высоцкому?”, “Как - к Бродскому?”, “Видели, как живется здесь, в Приморье?”, “Зачем разбрасываться - писать стихи и прозу, да еще статьи? Может, лучше сосредоточиться на чем-то одном?” и даже “Как возрождать культуру?”
В конце вечера Юрий Кабанков, поэт и философ, преподнес свою поэтическую книжку “Рожденные в травах”. Александр Егоров представился так: “Я - последний поэт уходящей России” и подарил мне две своих книжки.
- Любопытно мнение столичной штучки, - сказал он.
Вот так аттестация! Столичная штучка? Такая блестящая пуговица, серебристая шпилька!..
Провал? Не приняли?..
Нет, улыбаются. И люди - такие понятные, понимающие, непростые, свои - вокруг…
11 июня 2006 г. Дунай
И все-таки главное, зачем я в Приморье, - Дунай. Мой родной поселок, бывшая база подводных лодок. Назван поселок так, говорят, потому, что первое русское судно, которое некогда причалило тут, называлось “Дунай”. А бухта Конюшкова - в честь капитана этого корабля.
Здесь на дизельной “букашке” служил отец. “Букашка” - от слова “Буки” - так называли большие лодки.
Отсюда отец ходил в море, здесь ждала его мама, нянча нас с братом, который всего на год младше. Здесь она берегла нас от ветров и штормов, “добывала” продукты. Носила ведрами воду из котельной береговой базы. Вода подавалась в поселок два раза в сутки, по пятнадцать минут. Здесь прошла ее юность. Здесь прошло мое раннее детство.
Я все помню, что было тут. Кажется, знаю каждую ступеньку лестницы, что карабкается в сопку из нашего двора. Помню расположение комнат в квартире, трехколесный велосипед, мехового олененка, который украшал голую стену. Крупных божьих коровок на площадке.
Папины редкие приезды и его большие руки. Любовь родителей, которые за всю жизнь ни разу не повысили друг на друга голоса…
…Острый ветер, каменистый берег и чайки, при прощании с которыми, когда мы покидали Дунай, Вовка крикнул: “До свиданья, море, до свиданья, чайники!”
Господи!.. Что здесь стало? Ржавеющая баржа в бухте, разбитый голый пирс.
Окна домов плавсостава, заложенные разнокалиберным кирпичом, бедный рынок, умерший магазин игрушек - когда-то восхитительных игрушек: плюшевых собак, пластмассовых зайцев из “Ну, погоди”.
Расколоченные окна военторга. Дуная больше нет. От нашего дома - лишь остов: стены и высаженные рамы. Двери куда-то делись. Ни межкомнатных перегородок, ни лестниц на наш этаж…
Не надо показывать маме сделанные здесь фотографии.
12 июня 2006 г. Бухта Золотой рог
Владивосток с площадки фуникулера настолько красив и необычен, что ничего не напоминает. Ни одного другого города, в котором я бывала. Ни одной картины известного или неизвестного мастера. Не знаю, с чем даже сравнить ночную летнюю бухту - Золотой рог. Елочная игрушка - отдает галантереей, ларец с самоцветами - да ну, ерунда какая-то. Может, коробка конфет, которые мы особенно любили в детстве, - ну там “Вечерний Киев”… А если без шуток, красиво: берега бухты в судах, на которых горят сигнальные огни. Город облег бухту, тоже в огнях. Справа на рейде учебное парусное судно морского университета “Надежда”. Дальше - остров Русский, погруженный по острые скулы в воду.
Завтра я - туда.
13 июня 2006 г. Русский остров
Благодаря движению парома разворачиваются тяжелые краны, раздвигаются ряды многотонных контейнеров, лежащих один на другом, как кубики в детской игре-конструкторе, позади остаются ряды судов и громады облаков, а остров, поросший темно-зеленым кучерявым лесом, каменистый, скуластый, серый, неприветный, приближается.
На месте нас встречает Олег Стратиевский - он историк, а вообще офицер, служил в автобате в Афганистане, известный специалист по Русскому острову. Высок, худощав, под мышкой папка с фотографиями, вырезками, картой. Во всеоружии по просьбе Владимира Михайловича.
- Русский остров составляет ровно сто квадратных километров. Канал, остров Елены, Бохайский редут. В 1986 году окаянные люди сгубили разводной мостик, пытались даже срезать опоры - на металлолом.
Я пытаюсь записывать за Олегом, потом бросаю. Больше запомнить сам остров, почувствовать…
В тумане проступают стены рухнувших зданий. Часть из них были архитектурными редкостями. Первые кирпичные дома были построены моряками на Русском в XIX веке. В 2003 году флот отсюда ушел.
Трёх лет оказалось достаточно, чтобы всё погибло. В проемах разбитых окон видны настенные росписи.
Смотрю на это, и душа переворачивается.
Существует легенда, что Чингисхан, когда был молодым воином, попал в плен к чжурчженям (их поселения найдены на Русском острове). Он поклялся отомстить за унижение. И разрушил мир…
Разбитый монумент “За власть Советов!”. Остатки здания, на котором сохранилась табличка: “Учебный корпус N 4. Боцманов”.
Эта фраза с мощным, скупым, строго функциональным синтаксисом, почти непонятной инверсией.
От красной звезды, слетевшей с памятника воинам-тихоокеанцам, остались только дыры в бетоне, куда она крепилась. На тротуарной плите кто-то вывел белой краской от руки: “Мы все равно вас помним!”
Хотела на том и закончить, тяжело, но надо все-таки до конца…
Черные пакеты с мусором - грудой у голого флагштока.
- Объявили субботник, собрали, а вывезти? Сложили…
Киотный столб лежит в волнах у Поспеловского вала.
- Мы всякий раз ставим его заново, но кто-то опрокидывает, - говорит Олег Стратиевский со спокойной яростью.
- Но кто?
- Бог им судья, - говорит он так, словно это и есть ответ.
Ворошиловская батарея на Русском - место как будто даже ухоженное. Виктор Петрович Люлько, подполковник, проводит экскурсию для нас. Высокий крепкий мужчина в форме и пилотке с флотским крабом.