- Что это? - спросил я лейтенанта.
- Вытрезвитель.
- Я трезв как стеклышко.
- Все так говорят, - засмеялся он. - Да не бойтесь вы, нам с вами в отдел административных нарушений, он рядом, по соседству.
- А это почему здесь? - показал я на ящики с водкой, пивом, какими-то винами.
- Контрафакт, - пояснил лейтенант, - конфисковали у ларечников.
"Садизм какой-то!" - подумал я с содроганием, представив, как выходит утром пациент - голова трещит, трубы пересохли, а лекарство - вот оно, рядом, но, как говорится, близок локоток, да не укусишь.
Меня завели в какой-то кабинет. Из-за стола встал капитан, представился. Будем, сказал, составлять протокол об административном нарушении.
- Основание? - спросил я.
- Вот постановление гордумы, подписанное мэром города. Читайте, - сунул он мне папку с документами.
Я прочел. Да, они правы. Прежде чем проводить пикетирование, надо за десять суток дать уведомление в городскую управу.
…Подписав протокол, я вышел на улицу уже через дежурную часть. Навстречу мне спешил адвокат Юрий Карлович.
- Моя помощь нужна? - спросил он.
- Спасибо, уже нет. Они правы - нужно было уведомить.
- Все в вашем городе не как у людей, - проворчал адвокат. - У нас, в Питере, не надо для пикетов никакого уведомления. Ну ладно, не это сейчас самое главное…
- А что? Что же вы молчите, Юрий Карлович?
- Оправдали, - сказал он совсем как-то буднично, без всяких эмоций в голосе и на лице.
- Обоих?
- Конечно, куда они денутся.
- Что же вы молчали, Юрий Карлович! - отстранив его, я понесся, полетел, как молодой, в сторону суда.
…Пикетчики, свернув транспаранты, расходились. На крыльце суда в окружении телекамер улыбались Рома Осетров и Рома Бухавец.
- Судья велел подсудимым встать, - услышал я, протиснувшись поближе, рокочущий голос Бухавца. - Не успели мы с Ромкой подняться, как вскочил в своей клетке этот хер, суперагент…
- Ну и чё? - не понял щекастый парнишка из местного телеканала.
- Чирей на плечо. Не врубился еще? Он же потерпевшим на процессе числился.
Все расхохотались. Меня сзади кто-то тронул за плечо. Я обернулся - капитан Осокин. "Мне два года условно присудили, - сказал он. - Но все равно спасибо, Сергей Михайлович". "Могло быть хуже, капитан", - пожал я ему руку. "Уже не капитан", - улыбнулся он.
Бухавец между тем продолжал витийствовать, почувствовав себя телезвездой.
- Чего тебе сейчас более всего хотелось бы? - не унимался щекастик.
- Напиться, - важно сказал Бухавец. - Надеюсь, шеф поляну нам с Ромкой уже накрыл.
"Я вам накрою. Я вам так накрою!" - проворчал я, выбираясь с блаженной улыбкой на лице из толпы.
4 июня.
Я взял с собой в аэропорт свежую прессу. В машине просмотрел ее. Почти все федеральные газеты сообщили, что на Урале вынесен оправдательный приговор журналистам областной независимой газеты, обвиненным в разглашении государственной тайны. Московские телеканалы дали эту информацию еще вчера вечером в новостных программах. Местные телевизионщики (зря старался щекастик) промолчали.
Передал газеты Юрию Карловичу:
- Вот видите, Москва сообщает, наши молчат.
- Да, вам здесь не позавидуешь, - сказал он, протирая очки. "Алик, собака! - ругнулся я про себя. - Твоя, блин, работа!"
В аэропорту времени продолжить разговор уже не было - шла регистрация на московский рейс.
- Интересно поработали, - пожал на прощание руку Юрий Карлович. - Но расслабляться не будем - кожей чувствую, что они подадут апелляцию в Верховный суд.
- А как же? Конечно, подадим, - раздался за спиной знакомый голос. Я обернулся - подполковник Немцов собственной персоной, в новеньком светло-коричневом костюме, в руке - потрепанный пухлый портфель.
- О, какая встреча! - изобразил я радостное изумление. - С вас еще не сняли погоны, Петр Николаевич?
- Сергей Михайлович, успокойтесь, - остановил меня Шнитке. - Ненависть победителей сглаживает вину побежденных.
- Рано радуетесь. Мы еще поборемся, господа! - задергался глаз у Немцова.
- Нисколько не сомневаюсь. Счастливого полета, - сказал я ему, а про себя подумал, что самое страшное в фанатиках - это их искренность.
5 июня.
Глаза отца по-детски засветились от радости.
- А, "Совраску" принес! Молодец! - похвалил он меня. - Вот сейчас кроссворд доотгадываю и чтением займусь.
- Ну, теперь на весь день засядет, - сказала мама.
- И то занятие, - заступился я за отца. - Пусть.
- Не говори. Глаза только портить. Я вот сама слепну не по дням, а по часам. Еще в больнице, когда с ногой лежала, заметила. А теперь левым глазом почти ничего не вижу.
- Что же ты столько молчала, мама?
- У тебя и без меня неприятностей хватает. Теперь-то хоть они отстанут?