Все это было месяц тому назад, сейчас его было не узнать: так он постарел и похудел. В дивизии были слухи, что в конце апреля или в начале мая в соседней гвардейской дивизии погиб его сын, командир стрелкового взвода, но изменился генерал так, будто пережил не одну, а десять смертей.
Ответив на приветствия подоспевших командира корпуса, трех генералов и нескольких полковников, он в полном молчании пожал им руки. Ас-тапыч, наклонив голову, жался позади всех, весь почернелый и жалкий. Командующий, дойдя до него и не протянув ему руки, направился к зданию штаба, генералы и полковники последовали за ним. Астапыч с опущенной головой, приотстав на несколько шагов, с видом побитой собачонки последовал за всеми.
Я вдруг осознал и понял, как плохи его дела, и у меня сжалось сердце от физически ощутимой неотвратимой беды.
ИЗ ПРИКАЗА ВОЕННОГО СОВЕТА 71 АРМИИ 31 мая 1945 г.
За последнюю неделю в 425 сд имели место вопиющие случаи чрезвычайных происшествий, а именно: гибель на охоте вследствие неосторожного обращения с оружием ответственного сотрудника, полковника, особоуполно-
* Генеральный штаб Красной Армии.
моченного Наркомата Государственного контроля; групповое отравление военнослужащих метиловым спиртом со смертельным исходом.
28 мая в результате потери элементарной политической бдительности средь бела дня из расположения штаба дивизии при полном попустительстве и даже содействии военнослужащих дивизии неизвестными, предположительно американскими офицерами, были похищены и увезены на "студебеккерах" ящики с документами.
Командир 425 сд полковник Быченков и начальник штаба дивизии полковник Кириллов заслуживают самого сурового наказания — предания суду Военного трибунала, но, учитывая их долголетнюю и безупречную службу в Красной Армии, хорошую боевую работу, многократное участие в боях, наличие ранений и тяжелых контузий, заслуги перед Родиной в дни Отечественной войны, отмеченные высокими Правительственными наградами,
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Командира 425 сд Героя Советского Союза полковника Быченкова от занимаемой должности отстранить для назначения в дальнейшем на должность с понижением.
2. Начальника штаба дивизии полковника Кириллова с занимаемой должности снять и откомандировать в резерв фронта с понижением по должности на две ступени.
3. Старшего инструктора политотдела корпуса майора Дышельмана с занимаемой должности снять и направить в войска с понижением в должности и возможным назначением только в отделения кадров.
4. Нач. АХЧ дивизии капитана Гельмана за преступную потерю бдительности, что способствовало вывозу американцами документов из расположения штаба дивизии, от занимаемой должности отстранить, арестовать и предать суду Военного трибунала.
5. Командиру 138 сп майору Елагину за ослабление и отсутствие должного воинского порядка и дисциплины в полку объявить строгий выговор и предупредить о несоответствии занимаемой должности.
6. Ст. л-та Федотова отстранить от исполнения должности командира 56отдельной разведроты, откомандировать в офицерский резерв корпуса для последующего назначения с понижением в другую часть командиром стрелкового взвода.
Подготовленное командованием 425 сд представление для награждения Федотова В. С. за бои в апреле с. г. вторым орденом "Красного Знамени" — аннулировать. Настоящий приказ довести до командиров полков включительно.
На меня навалилось чувство страшной отдаленности от всего окружающего. Я был подавлен несправедливостью и, как мне казалось, жестокостью наказания самых достойных, боевых, честных командиров. И за что? За этого губошлепа, гада и мерзавца Дышельмана?
Так, в один миг, самые дорогие мне люди — Астапыч, Кириллов, Елагин — из-за непостижимого, кошмарного стечения обстоятельств уже в условиях послевоенной мирной жизни попали, как и я, под карающий меч-гильотину военного времени, и все мои мечты о вечном существовании 425 стрелковой, дважды Краснознаменной, орденов Суворова и Кутузова дивизии разлетелись как пороховой дым, рассыпались как песочный домик*.
В последующие полтора месяца моего пребывания в Германии от военнослужащих, как правило, не имевших никакого отношения к нашей дивизии, я слышал немало слухов и разговоров, десятки различных версий, в том числе и облыжно-несправедливых, касающихся лично меня. Все, что произошло в дивизии 26 и 27 мая, валилось в одну кучу и тесно увязывалось между собой.