Вытаптывание русской культуры, русского языка, унижение России происходит на фоне вымирания коренного населения ("По России безлюдье такое, / что завоешь во мраке полей"; "вымирает село за селом чередой"), это не может не вызывать у поэта щемящей тоски и боли:
Как пустынно без церкви кладбище, Без деревни — пустынны поля. Я теперь прохожу, будто нищий, Там, где жизнь начиналась моя.
Зарастают деревни бурьяном. Кто-то выглянет в редком окне. Басовитые песни баянов Только в памяти слышатся мне.
И теперь лишь на чудо надейся. Что же стало с тобой, человек? Люди русские, словно индейцы, Доживают в бурьянах свой век.
Таково же горевание и другого стихотворения:
Камыши мои, осока и торфяники. Мы не нация уже — только странники. Мы блуждаем по земле, по своей отчине — Оттирают нас другие к обочине…
Кажется, нет просвета. Но Геннадий Иванов пишет своё программное стихотворение, где пафос возрождения прослеживается в могучей воле русских и чудодейственной воле Божьей:
Я твержу себе снова и снова, Что уж было написано "Слово О погибели Русской земли", Но ведь выжили, Превозмогли.
Ещё в 1999 году Геннадий Иванов написал удивительное стихотворение — видение исчезающей, словно подземная река, но вновь и вновь выходящей на свет Божий Руси:
Есть реки, которые вдруг пропадают из виду, Уходят под землю и долго текут под землёй. Россия — такая река, и теперь её ищут. А где она выйдет, — об этом не знает никто.
Плывут пароходы и яхты плывут с катерами, Рыбацкие лодки плывут по реке да баржи — И всё пропадает под землю, плывёт под горами. Плывут города и деревни, и солнце во ржи.
В марте 2007 года во время празднования юбилея В. Распутина лучший русский прозаик дал интервью "Дню литературы" — там те же неразрешённые
вопросы относительно выживания Руси, её отстаивания. Мысль В. Распутина перекликается с мыслью Г. Иванова о том, что подлинная Русь ушла в невидимое миру пространство, осталась видимой лишь для тех, кто умеет её разглядеть, для тех, кто её понимает: "Россию, особенно сейчас надо искать в тысячелетней её толще. Надо искать в национальной России… Даже президент и его окружение взаправду или понарошку, но вынуждены говорить о национальной России. Пусть у них риторика будет, но — риторика национальная и патриотическая. Я думаю, это один из доводов к тому, что наши усилия не были напрасны.
Не думаю, чтобы Россия взяла и исчезла. Не можем же мы за двадцать лет исчезнуть! Рим или Египет — страны, которые жили больше наверху (они исчезали столетия. — А. Б.). Россия всегда была утоплена глубже. Всегда жила какой-то подземной жизнью. При Иване Грозном и при Петре Первом, при Николае и при Сталине. Подземная Русь, как в айсберге, всегда была больше видимого внешнего слоя. Когда попытались извлечь уроки Октября, когда нынешние разрушители стали задумываться, почему воспрянула Россия после семнадцатого года, они пришли к правильному выводу — надо бороться с исторической Россией. Надо уничтожать ту невидимую подземную её часть. Они решили нынче поднять эту историческую невидимую подземную часть, слегка возвеличить, привести в Кремль, сделать видимой, приобнять, прославить. Они согласились даже с Православием и тоже привели Церковь в Кремль, с целью тут же подменить её, сделать её ряженой. С видимой Россией им легче бороться. В результате у нас сейчас наверху ряженая Русь, но подлинная Русь по-прежнему ушла в укрытие. Не согласилась существовать вместе с нынешней властью. Она опять в глубине. Когда надо, снова вернётся".
Наша жизнь в широком пространстве космоса остаётся "маленькой", как жизнь песчинки, а жизнь русской Земли значительна даже сегодня, к ней приобщиться стоит, и приобщиться защитником, служителем, радетелем её. Геннадий Иванов, как и другие русские поэты, видит не только официальную ряжено-лубочно-фальшивую, опошленную Россию. Он видит ту, скрытую от заезжих глаз, провинциальную и вечную, как космос, Россию:
О чём писать, когда достигнешь рая? Сияет солнце много дней подряд — лучи в реке искрятся и горят, а я брожу, от счастья замирая.
Разрыв с отеческим миром в стихах многих поэтов — всегда бездомье, бесприютность, скитальчество. Только не у Геннадия Иванова. Его эта участь не постигла. Отъезд с родины — да. Разрыв с родиной — нет! Она всегда желанна, как дом родной и любимый. Невидимое миру счастье общения матери-земли с сыном струится меж строк и вольно дышит в стихах, связанных с описанием поездок за город, в родные равнины. Хочется, хочется, чтобы хрупкое равновесие русской природы не погибло, хотя люди уже не в силах охватить заботой всякий клочок родной земли. Хочется верить в оживление всех русских сил, верить: в масштабе страны возникнут такие условия, что русские снова придут на свою землю, в деревню, заново начнут осваивать нашу территорию.