С угрозой — отцова ремня…
С чёрным хлебом с повидлом.
(А под повидлом хлеба не видно!)
Со страшными сказками Да с материнскими ласками.
С печёной картошкой, С голубикой, морошкой.
С гармошками, да с баянами, Да с морозами окаянными.
К 135-летию со дня рождения Ивана Сергеевича Шмелева
В отличие от "французского треугольника", как известно, предполагающего любовный союз одной женщины и двух мужчин, "русский треугольник" составляют один мужчина и две женщины. В случае с большим русским писателем Иваном Сергеевичем Шмелевым, глубоко верующим человеком, положение усложняется тем, что к началу действия этого романа Шмелев уже три года вдов и умоляет покойную жену Ольгу Александровну дать ему "знак", как дальше жить, если жизнь потеряла смысл и его единственная мольба к Богу — взять и его к "отошедшей". Он совершенно уверен, что "отошедшая" по-прежнему участвует в его жизни.
В этот момент он получает доброе, нежное письмо читательницы-друга, другой Ольги Александровны, Субботиной-Бредиус. Это обстоятельство представляется ему "знаком свыше", данным по молитвам покойной жены.
Такая вот христианская "мистика трех", однажды оказавшихся в одном духовном пространстве.
События происходят в среде первой русской эмиграции (20-40-е годы минувшего столетия), иногда — в ретроспекции — в России.
КУЗНЕЦОВА-ЧАПЧАХОВА Галина Григорьевна родилась в Москве. Окончила МГУ им. Ломоносова. Автор книг "Холодный апрель" (1989), "Голубка" (1992), "Гость таинственный" (1999) и ряда повестей и рассказов о современной женщине, опубликованных в газетах и журналах Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода, Краснодара. Член Союза писателей России. Живёт в Москве
Часть первая. Париж — Берлин — Утрехт 1. В Париже
Письмо неведомой Ольги Александровны Бредиус Ивану Сергеевичу передали через газету "Возрождение".
В редакцию на Елисейских Полях после смерти жены три года назад он заходил редко, только по делу — эмигрантские дрязги, и прежде ненавистные, отошли в сторону от него. В отчаянии он уничтожал архив, раздавал вещи, уверенный, что муки его непереносимы, жить осталось недолго. Лучше было бы поскорей, но руки-то на себя не наложишь.
Он был бесконечно одинок, бессчетно повторял эти страшные слова "как я одинок", бродя по квартирке на Буало, 91 или сидя часами возле дорогой могилы в Сент-Женевьев-де-Буа. Ему казалось, вот-вот разум изменит ему, как мутился он тогда, в 21-м году, когда их сына, больного туберкулезом, как и десятки тысяч бывших военных, не покинувших Россию, большевики под видом регистрации расстреляли в Феодосии. Две утраты — единственного сына и через пятнадцать лет жены Ольги — как перенести? Остались племянница жены Юлия Кутырина и ее сын Ивестион, Ивик, можно сказать, усыновленный — с детства с ними, но ныне взрослый молодой человек, у всех свои дела.
Одиночество — что может быть страшнее?
И вот письмо, он получал их в Париже так много, как никто из коллег-писателей, ни тишайший, всем приятный Борис Зайцев, ни дорогой друг Александр Куприн, собравшийся, слышно, в "Большевизию", ни, тем более, славный Нобелевский лауреат Иван Бунин, давний знакомец по московскому Товариществу русских писателей. Ему Иван Шмелев обязан хлопотами о парижской визе, у него в гостеприимном для многих бездомных Грассе написано летом 23-го года "Солнце мертвых", оповестившее о злодействах большевиков весь европейский мир. Но оттого не стали ближе между собой эти два человека и писателя, оба Ивана, ибо более разных людей и писателей на исходе великой русской классики невозможно представить.
Отвечать всем не удавалось: как ни запасешься конвертами-марками, денег почта поглощает много, а все равно приходится выбирать: отвечаешь тем, кто больше нуждается в твоем слове, то есть тем, кто пишет не для того, чтобы "выразить уверение в почтении", а "просит ответить на вопросы". И о чем бы его ни спрашивали бывшие граждане Российской империи, ныне шофера, модистки, шахтеры, официанты, врачи и домашние учителя русского языка — если повезет, в конечном итоге все они страстно хотели понять одно: "Почему так случилось?", то есть как могла Россия превратиться в аббревиатуру, составленную из странных букв, сначала РСФСР, потом СССР. Такой страны мир еще не видывал — круто брала.