Но что делать, если до генерального штаба так же далеко, как до неба. армии издревле так: после принятия решения нельзя даже обсуждать приказ, а до принятия, как правило, все держится в секрете… Так что беспрекословно принимать и исполнять любые решения вышестоящего начальства - привычное дело для ратного человека. Командованию видней. озможно, они знают много такого в пользу приказа, о чем мы и не ведаем.
При помощи армейских сил, временно прикомандированных с берегов Янцзы, буквально за несколько месяцев построили новую заставу. озвели и главную крепость с внутренними двориками для таможни и складов, казармой и множеством оборонительных сооружений в случае осады. Стены сложили высокими, но все-таки они оказались не такими неприступными, как при старой заставе, где был удачно использован рельеф горной кручи. Древние мастера и воители, построившие старую заставу на горе, знали толк в фортификации, все предусмотрели.
А нынешние хоть и старались, но все-таки получилось не то. Не то и не так…
Может, еще и потому, что на старой заставе все было привычно, даже к ее недостаткам привыкли и уже не видели их, но всем казалось, что там намного надежней, удобней и вообще лучше.
Да, плохо, когда помимо твоей воли рушатся привычные, ставшие родными устои. Но, оказывается, хуже всего, когда переносят границы и заставы на них. И границы дозволенного и недозволенного.
Едва оставленная, старая застава быстро пришла в запустение, хотя там тоже установили постоянный пограничный пост, следящий за дальними подступами к границе.
Генерал Дин Хун, дослужив при новой заставе положенные годы, подал в шестьдесят лет в отставку, а для постоянного места жительства выбрал старую заставу, как уже было сказано, о чем и подал соответствующее прошение.
Командование с удовольствием исполнило его просьбу. Ему отвели лучшую часть строений заставы, отремонтировав их, и особо уважили, когда решили выделить ему двух денщиков, кучера и повара. Конечно, начальство было весьма заинтересовано в постоянном присутствии на таком стратегически важном направлении опытнейшего специалиста, который всегда может подстраховать своими советами действия новых назначенцев.
се понимали, что бывших пограничников не бывает, и потому за старым генералом была неофициально оставлена роль своего рода куратора пограничного округа, обязательного участника военного совета. И надо сказать, что это было весьма предусмотрительной мерой, вполне себя оправдавшей в тревожной, порой драматически напряженной жизни границы… Но речь об этом - потом, в свое время и в своем месте.
А пока старый пограничник, поселившись опять в давно обжитом обиходе, обрел наконец-то долгожданный покой, о каком мечтал уже многие годы. Он чувствовал, знал, что за полвека службы, пусть и частью его самого ставшей, родной, все-таки не на шутку устал. Подводило и безотказное раньше здоровье, старость брала свое.
Каждое утро он поднимался в одно и то же время, как заведено было во все годы, и вечерний отбой делал себе в положенный час, организм не хотел сбиваться с заданного давным-давно ритма. Два раза в неделю он сам себе устраивал привычные ночные дежурства. эти ночи он не то чтобы следил за дальними подступами, на это есть сторожевые посты с молодыми глазами и бодрыми головами, но думу жизни своей додумывал, для которой все не хватало времени. Теперь он вспоминал и пытался по-новому анализировать события минувших лет, как будто разбирал старые, позабытые было в кладовке вещи. Печально, но и по-своему интересно, восстанавливая в памяти прошлое, оживляя давно умершее, взглянуть на все это с высоты нынешних лет и опыта…
этой въедливой ночной работе памяти заново всплывает, проявляется множество забытых, неучтенных и вроде бы незначительных подробностей, которые иногда порядком-таки меняют твое прежнее представление о том или ином событии. И еще оказывается, что ничего не изъять из прошлого, как не вынуть кирпичей и камней из слитной кладки крепостной стены.
Как и ожидалось, отставка далась ему, переживалась тяжело. Конечно, можно даже не менять, сохранить привычный распорядок дня, с которым прожил всю сознательную жизнь, но само дело, суть дела из него уже изъята. И эту пустоту заполнить в первое время очень трудно. Но человек - тварь живучая и ко всему привыкающая…
Оставалось у отставного генерала одно - думать. И, к тому же, о тех вещах, о которых ратный человек и не мог раньше помышлять, не до того было. И хотя непривычно, да, но и не без интереса думалось.
Каждому свое