По вокзалу объявили отправление поезда. Парни и девчата заторопились в вагон. А та девушка осталась. "Она что, глухая, что ли?" - почему-то рассердился я и тоже, совершенно ненамеренно, остался на платформе.
А девушка как будто и не собиралась ехать дальше - запрокинув голову, она ловила ртом снежинки и самозабвенно кружилась под ту музыку, которую я так и не смог услышать, хотя и чувствовал, очень даже хорошо чувствовал, что она, эта музыка, обязательно должна звучать. Девушка же, по-видимому, отчетливо слышала ее и кружилась, кружилась под нее вместе со снегом. Длинные волосы ее волнистым гибким крылом удивительно гармонично повторяли все движения ее крепкого, полного, но сейчас будто невесомого тела, все изгибы ее гибких и плавных рук.
Поезд тронулся. А девушка все танцевала!
- Эльвира! Эльвира! - тревожно закричали тут все ее попутчики. - Ты же останешься! Ну, Эльвира же!..
Девушка, не прекращая своего прекрасного танца, подплыла к подножке и легко, словно и впрямь была птицей с огромными послушными крыльями, взлетела на нижнюю ступеньку. Тут и я, облегченно вздохнув, прыгнул вслед за ней. Гитара и сумка очень мешали мне, но я все же зацепился за поручень и, боясь упасть, прижался к девушке.
- Если бы вы отстали, - сердито сказал я, - то мне тоже пришлось бы остаться с вами!
- Да? - повернула она голову ко мне и блеснула глазищами. - Тогда я прыгаю! А вы прыгайте за мной! Хорошо?
И она действительно спрыгнула бы, наверное. По крайней мере, я почувствовал, как тело ее напряглось и уже готово было совершить этот сумасбродный прыжок с набирающего скорость поезда. Но подружки схватили ее и, не очень-то церемонясь, втащили в тамбур. И тотчас же принялись выговаривать:
- Ну, Эльвирка! Ну, сумасбродка! Нет, ты непременно где-нибудь отстанешь! Нет, ты никогда не доедешь до олгограда!
А она смеялась и игриво канючила:
- Ну, девочки, миленькие! Ну, не ругайтесь… Ладно? Я больше не буду… от, честное пионерское, не буду…
Парни помогли подняться в тамбур и мне. Проводница, ворча, захлопнула дверь.
- Ой! - заверещали Эльвирины подружки. - А у нас, оказывается, новенький! Да еще с гитарой! Давайте к нам - у нас как раз свободная полка есть.
Я вопросительно глянул на Эльвиру. Она насмешливо смотрела на меня и, поддразнивая, прицокивала язычком. Это опять задело меня за живое, и я, помимо воли своей, принялся выкаблучиваться:
- А у вас какая полка - верхняя или нижняя?
- Ой, верхняя… - растерялась одна из подружек.
- Да-а… Незадача-с… - понесло меня. - Спасибо, родимые, но никак не могу-с на верхнюю - я во сне падаю. Даже с кровати. А уж если с верхней полки гробанусь, то и костей не соберу-с…
- А я вам свою уступлю, - подыграла Эльвира. - А на пол мы барахлишко какое-нибудь постелим, чтобы уж и синячков не было… Или нет, мы вас лучше караулить всю ночь по очереди будем… Как, девочки, берем шефство?
- Да нет-с, - все кривлялся я. - Чужого не берем-с… Гуд бай, девчата! - и, отсалютовав, пошел себе вразвалочку по темному спящему вагону.
- Ой, девочки! - донесся сзади игривый Эльвирин голос. - Какого кавалера прохлопали! Открывайте дверь - прыгать буду!
И защебетали все трое, захихикали. А я шел и чертыхался, и клял самого себя за этот свой дурацкий выпендреж. Но не возвращаться же!
Кое-как нашел где-то, в самом конце вагона, свободную нижнюю полку. Сбросил на нее и сумку, и гитару. Уселся. Кругом уже вовсю спали. На соседней полке могутно храпела какая-то старуха. А в том конце вагона все так же весело щебетали такие милые, такие призывные девичьи голоса. И я не устоял…
Читатель, не суди меня строго - ты ведь и сам когда-то был молод, но только позабыл об этом. И не суди, не предавай анафеме за якобы полнейший разврат их, всех этих целующихся, обнимающихся - в парках, в автобусах, в трамваях - прямо на твоих глазах парней и девчат - им нет дела до тебя, они тебя не видят и не слышат, и это не вызов какой-то лично тебе - они в этот миг и впрямь лишь вдвоем во всем огромном мире. Не проклинай их, а вспомни свою собственную молодость и улыбнись доброжелательно и снисходительно. А если нечего вспомнить, то лучше пожалей себя самого за то, что судьба обделила тебя счастливым даром любить и быть любимым. А им, этим двоим, и без твоего проклятия будет вскоре так тяжко и так мучительно, как тебе, должно быть, и не снилось даже…
- Ребята! - притворно-умоляюще изрек я, дотащившись до веселого молодежного угла, - я пришел покаяться за свою непомерную гордыню… Приютите, ради Христа, грешного странника всего на одну-разъединствен-ную ночку, до Саратова… А то эти старухи своим храпом окончательно сведут меня с ума… Ну что, принимаете?