- Штампами говоришь, - сердито заметил оборонщик. - Раньше у тебя было лучше.
- Раньше и я другой был. Онегин, я тогда моложе, я лучше качеством была. Не обижай меня без нужды. Дай договорить. Самое мерзкое из того, что пришло в Россию - то, что молодежь не ищет призвания, а ищет выгоды. Не глупость же я сказал. А вы все меня окорачиваете.
- Да ты что, да как можно, да разве мы можем, и кого? тебя! обидеть? - загудел оборонщик. - Ильичушка, родной! Я же вот как помню твои доклады: "Когда появляется Конституция, государство гибнет" и второй: "Когда появляется парламент, народ становится бесправным". Они у тебя сохранились?
- Да если не сохранились, я заново напишу.
ЛЮДМИЛА И ОСТАЛЬНЫЕ
Дверь избы медленно открылась, и так же медленно в дверном проеме появился кирзовый сапог большого размера. Но когда он вдвинулся в избу полностью, оказалось, что сапог надет на женскую ногу. Вскоре хозяйка ноги вошла вся.
- Не ждали, но надеялись, так?
Это снова была Людмила, которая вчера вино вкушала, курила на крыльце, а потом исчезла. Как и вчера она, теперь уже вроде бы и по праву, заняла место рядом со мной.
- Не захотел со мной Буратино делать? Соображаешь. Я б тебя всё равно бросила.
- То есть не любить тебя невозможно?
- А как же. Ты вот спроси, а лучше не спрашивай, с чего я пошла в жизнь такую безотрадную, в чувствозатратную, с чего? С чего я запела: "К синю морю подошла и в него упала"? Или: "Не говорите мне о нём, ещё былое не забыто". С чего? Спроси.
- С чего?
- А, спросил. С чего же бабе погибать, как не с любви проклятой. Он бросил меня, брошенка я. И ты, туда же, спрашиваешь, зачем пью. Зачем спрашивать об этом пьющих женщин, когда ответ ясен - из-за мужчин. И - только! Не осилила разлуки. - Людмила заплакала. - Чего не наливаешь, позволь спросить? - Я налил ей в чашку, она её опрокинула в себя, посидела секунду, потом встряхнулась, стукнула кулачком по столу. - Но уж и мстила! Ах, как хорошо мстить. Вот он, паразит, уже стелется, уже у ног ползает, вот! - Людмила ладошкой показала то место, в котором якобы кто-то ползал. - И вот тут его о-тто-пнуть! Токо так! Этих головоногих? Отопнуть!
Людмила показала, как отпинывала - мотнула ногой так, что сапог слетел с ноги, два раза по-цирковому перевернулся в воздухе и по-гвардейски встал на полную подошву. Людмила полюбовалась своей обнаженной красивой ногой, покивала ступнёй, и вновь заключила ногу в кем-то поданный, обретавший временную свободу, сапог.
Обувшись, помолчала:
- Чего я задумалась-то? К чему воспарила? Были же и романсы! И ги-тарники эти под балконом. И рояль был весь раскрыт, и струны в нём. И стояли тёмных берёз аллеи. Все же прилично, всё на уровне. "Отвори потихоньку калитку". А утром уже моё сочинение: "Отвали потихоньку в калитку"! Юморно, а? "Онегин, я с кровать не встану". А потом, что потом? Стала объектом и субъектом опытов на живом организме женщины. Усыпляют, так? Просыпаешься, да? - оказывается, ты ждёшь ребенка. И не одного. А кто отец? Интересно, да? Вот такусенькая жизнь подопытной Евы!- Людмила, будто заверяя печатью сказанное, хлопнула ладошкой по столу.