Все бы так и было, если бы не Валентина, возвращавшаяся с учебы и случайно оказавшаяся в магазине. Все планы Бунтова сразу пошли насмарку. А она, как увидела его, сразу подступила с подозрением, решив, что он пришел за выпивкой:
- Чего здесь околачиваешься? Смотри у меня!
И ладно бы спросила один на один, а то при всех. И это не понравилось Андрею, будто пощечину отвесила.
- Смотрю, смотрю… - С вызовом сказал он и подступил к продавщице: - Зина, завесь-ка мне конфет самых хороших, да круг колбасы, да селедочку какую пожирнее! - И вдруг, будто что-то вспомнив, добавил: - И блок сигарет богатых, с фильтром!
Полненькая продавщица улыбнулась, принялась взвешивать продукты, а сама нет-нет да посматривала на тысячерублевку, на то, как Бунтов небрежно
помахивал ею, словно мух отгонял. Валентина, собиравшаяся купить две буханки хлеба, стояла рядом и ничего не понимала. Когда же Зина назвала Бун-тову сумму - почти пятьсот рублей! - она поспешила выскочить из магазина, видимо, не желая видеть, как такая сумма выскальзывает из семейного бюджета. Когда Бунтов неторопливо вышел на улицу, Валентина зашипела:
- Чего вытворяешь-то?! Деньги из заначки, что ли, взял?
- Да, оттуда, - отойдя в сторону, ответил Бунтов. - Заглянул сегодня в шкаф, а там - боже ты мой! - они пачками лежат! Вот взял одну, чего же на деньгах сидеть и голодать?
Выдержав паузу, Бунтов достал из брюк пачку, показал Валентине, а та чуть ли не упала от неожиданности, даже побледнела:
- Чего ты все выдумываешь-то, паразит! Рассказывай, где деньги стянул!
Пришлось рассказать. А как рассказал, то Валентина попросила:
- А ну-ка, дай посмотрю, может, фальшивые?
- Чего городишь-то? Неужели Генка будет нарисованные подсовывать? Андрей отдал пачку, а жена сразу сунула их за лифчик, отчего платье
встопорщилось еще круче.
- Больше не увидишь! - припугнула Валентина. - А то сразу распоряжаться начал, хозяйничать!
Бунтову стало обидно, что Валентина так ловко выманила деньги, он понял, что дальше пререкаться бесполезно. В другой бы раз он пошел и обязательно напился, но сейчас не мог позволить себе этого, перестал бы себя уважать, а вспомнив Розу, злорадно подумал о жене: "Вот поэтому и гуляют мужики от таких, как ты! И всегда будут гулять!"
На следующий день, когда Валентина уехала в Электрик, он купил в ларьке шоколадку, разного печенья и, дождавшись, когда Роза прошла домой, предварительно крутнулся около своего крыльца и дал знать из раскрытой веранды, что сейчас придет к ней, и через сад и огороды отправился на свидание.
Если вчера все произошло вроде шутливо, самой собой, будто по-иному и сложиться-то не должно было, то сегодня он напоминал вороватого кота, пробирающегося за сметаной в чужую кухню. Он даже не осмелился сразу нырнуть в ее сад, а зачем-то прошел до фермы, чего-то там посмотрел, поковырялся в куче битого кирпича, будто присматривал что-то для себя важное, а после повернул назад, незаметно оглядываясь на всякий случай, опасаясь шального свидетеля. К его радости, на огородах никого не увидел, только вдалеке какая-то старушенция собирала жуков, не обращая внимания на палившее солнце. А Бунтову только этого и надо. Около ветлы на Рози-ной меже он все-таки посидел несколько минут в тени и лишь потом быстро поднялся и - была не была! - заторопился под спасительную крону ближайшей яблони… Подумал, что, как и вчера, Роза будет встречать его, прячась в вишнях, но сегодня ее не оказалось, и он осторожно прошел к воротам, толкнул их… Они оказались незапертыми, как и дверь в сени, ведущая с заднего крыльца. В сенях повторилась вчерашняя история с целованием, но теперь Бунтов не спешил, ему захотелось по-настоящему прочувствовать все то, что в прошлый раз почти не понял из-за стремительности встречи. Но разве можно по-настоящему сдержаться, когда она дрожит от пяток до макушки. Он подхватил Розу на руки, опустил на кровать и, забыв о стыде, начал медленно раздевать ее. Помогая, она легко поворачивалась и стонала, словно его прикосновения вызывали в ней невероятную боль, поэтому и не постеснялась высказать недовольство от его медлительности: "Не возись!" А ему не хотелось спешить. Он смотрел на ее закрытые глаза, на оголившуюся грудь с длинными и темными сосками, почти черными, на узкий, в мелких родинках живот, часто поднимавшийся и опускавшийся вместе с дыханием, и так медленно приближался к ней, что она, торопя, обвила руками, показавшимися ему необыкновенно сильными, и уж более не отпускала.