Когда пришло время успокоиться, она неожиданно разрыдалась, а он, как ни уговаривал, не мог уговорить. Даже сел на постели и чуть ли ни рявкнул:
- Скажешь или нет, что произошло? Или мне уйти?
- Из-за тебя все… Сколько раз вчера в сад выходила, тебя ждала, а трактор все мимо и мимо! Разве не обидно?
Ей в этот момент хотелось все рассказать Андрею, и она бы это сделала, если бы он не целовал неотрывно и не закрывал ей рот. Розе очень хотелось нажаловаться на соседа, рассказать, как вчера Пичугин встретил в саду и начал приставать, издеваться, даже запугивать, сказав, что, мол, все знает о них с Андреем, что ноги ему переломает, если еще хотя бы раз увидит у нее! Поэтому Роза и плакала теперь, вспоминая вчерашний случай и не могла успокоиться, только туже прижималась к Андрею, словно хотела раствориться в нем, переложить все заботы и тревоги на него. Ему же были приятны ее слезы, приятно, что она отругала за вчерашний день, - от ее жалобных слов он чувствовал себя единственным волшебником на всем белом свете, который знает, как успокоить Розу. И он так старался, что она, в конце концов, бессильно откинулась и закатила глаза:
- Все, не могу больше… Сейчас помру!
- От этого не умирают! - ухмыльнулся Бунтов, хотя сам чуть не задохнулся, и по-настоящему рассмеялся от нахлынувшего настроения, которое бывает у сильных мужиков.
Он и уходил от Розы с этим настроением, когда они попили чаю, и она вышла за ним во двор, чтобы закрыться изнутри. Около вишней его кто-то окликнул:
- Погоди, мужик!
Оглянулся Бунтов и увидел, как Пичугин вышел из кустов соседнего сада и, криво ухмыльнувшись, сразу с вопросом:
- Что, понравилось на халяву?
- Не твоего ума дело! - твердо сказал Бунтов и почувствовал, как все задрожало внутри.
- В общем так, мужик… Еще раз увижу у Казашки - ноги переломаю. А если и это не поможет, то на перо посажу!
- Ножиком, что ли, угрожаешь? Так ножик-то и у меня имеется, и не один, понял? - плюнув в сторону Пичугина, Андрей отправился к выходу из сада; когда шел, очень хотелось оглянуться, посмотреть на Петуха, но сдержался.
Не теряя времени, Бунтов вышел на порядок и встретил пьяного Петровича, вилявшего вдоль палисадников с двумя магазинными бутылками в карманах и пакетом пряников. Увидев Бунтова, Круглов заулыбался, широко раскинул руки и пошел навстречу, пытаясь обнять:
- Андрюша, дорогой, а я второй день гуляю! Спасибо тебе - вся слобода гуляет! Вот так праздник ты нам устроил. Жаль, что выпить со мной не можешь… А может, немного-то пропустишь?
- Петрович, не приставай. Если можно было - не отстал бы, не сомневайся!
Встреча с Кругловым испортила настроение даже более, чем разговор с Петухом, и когда он ввалился в дом и тяжело опустился на диван, то вернувшаяся к тому времени Валентина, вертевшая мобильный телефон, это сразу заметила:
- Чего такой сердитый? И вырядился зачем-то, рубаху цветастую напялил?
- Петровича встретил… Запил он хуже некуда, теперь недели две просыхать не будет, знаю его!
- Тебе-то что? У каждого своя голова должна быть на плечах! А чего это ты вырядился-то? Что за праздник?
- В Лонск ездил, хотел подарок прикупить Данилке, да выбрать не из чего. Одно китайское барахло!
- Да, отец, что-то ты подозрительно заботливым стал без моего пригляда? И такой разборчивый! Имей в виду: в пятницу у меня экзамены, а с субботы я за тебя возьмусь по-настоящему! - вроде бы шутливо сказала Валентина, а сама зло и косо посмотрела на мужа. - Хотя чего ждать субботы, сейчас вот возьму и проверю, где был! - с угрозой сказала она и начала разбирать кровать.
- На понт-то не бери! - не шелохнулся Андрей. - Заегозилась, молодая нашлась! Давай-ка собирайся да на поле пойдем сено теребить… А насчет проверки - это еще самому надо проверить, чем вы в Электрике занимаетесь?
К вечеру, натаскавшись по колючей стерне с граблями да вилами наперевес, и Бунтов, и Валентина, и пришедший к ним на помощь Коляня с женой ухайдакались до невозможности, особенно жена Коляни Полина - объемистая и краснощекая, она, наверное, выпила за это время трехлитровую банку воды, которая из нее тотчас же выходила испариной. После работы все отправились купаться на Алешню, а когда искупались в чем мать родила, отделившись друг от друга разросшимся ивовым кустом, немного повеселевшие, они вернулись в слободу. Как только расстались с Фроловыми, Валентина, как оказалось, не забывшая дневной разговор, нахально сказала мужу: