Сначала этот человек уклонился от подыгрывания казенщине вообще и бросил вызов ученому невежеству. О, конечно: на нашем филологическом факультете в Москве процветало и великое вежество; но легкий путь состоял в подобострастии перед начальством и в угоде заскорузлым (неловко даже сказать здесь благородное греческое слово) догматам.
Так состоялось кожиновское присоединение к “Теории литературы” — молодым ученым в ИМЛИ АН СССР; так родилось его “Происхождение романа”; так сложилась зажигательно-возбудительная, натворившая переполоху в верхах статья о русском возрождении времен Пушкина (“Контекст”, 1972 года в том же ИМЛИ АН).
Изобилие свежих и ярких мыслей, неисчислимое разнообразие и множество вольных и невольных читателей, почитателей и друзей. Чуть не полтысячи пришедших проститься с ним у гроба — это ведь что-то значит и что-то огромное знаменует. Даже отсутствие некоторых на похоронах и тризне тоже многозначительно — особенно если вдуматься, кто и откуда туда не успел добраться и почему. Разные ведь были причины.
Кожинов ушел туда, откуда не возвращаются. Это для нас удар и урон, и оттуда покойный велит вдуматься в важный для нас урок.
Нужно очень твердо подчеркнуть: на особую, свою и нашу, отечественную войну Кожинов ушел раньше многих и СОВЕРШЕННЫМ ДОБРОВОЛЬЦЕМ — тогда, когда даже и фронтовики не гнушались отсиживаться и пресмыкаться. То есть Кожинов двинулся смолоду не на шелест-ветерок дамских рукоплесканий, не на шуршанье денежных масс, неизмеримо более внушительных, чем высокие и у него гонорары. И когда “грантами” и тиражами повеяло уже из совсем зарубежных аркадий, Кожинов не сменил курса. А посравнить да посмотреть?
Помню Кожинова не как читатель, а как младший сотрудник старшего и все более близкого человека. На университетском обсуждении книги Бахтина, которую он возродил из забвенья; в качестве внутреннего рецензента моей рукописи “Венка Пушкину” (“извините, но вы составили не венок, а ВЕНИК”)… Помню его тревогу андроповского лихолетья: те, кто сейчас уверяют, будто с марксизмом никогда ничего общего не имели, — они тогда слали наверх депешу за депешей, как преступно далеки от Маркса и Ленина “изыски Кожинова”; и с грустью оглядывая стеллажи, он говорил: “Ну и ладно — уволят; а мне до ста лет хватит, если буду жить на продажу этих книг”.
Из-за стеллажей в его и старой, и новой квартире могли иногда выглядывать то юный Юрий Селезнев, то Передреев, то могуче растущий над собой Юрий Кузнецов…
Рубцов, Передреев, Селезнев, Кузнецов. Сколько блистательных книг, стихов, прозы и публицистики, даже науки, было написано другими по вдохновлению Кожинова!
Эру Книги хотят пересечь шизоидным интернетом. Библиотеку Кожинова уже не распродать с обеспечением себе пропитанья; на ней наживутся разве новые дети-хозяева Арбата. Но среди всех этих ударов и уронов Книге вообще — как печально, невозместимо устранение из жизни самого Кожинова, лично Кожинова, именно Кожинова. И книжника, и бойца.
Светлая память вечному труженику, пробудителю и просветителю, бойцу-добровольцу русской правды.
В основе публикации — запись выступлений на траурном собрании в Институте мировой литературы, сделанная А. Дориным.
Слово читателей
Редакции журнала “Наш современник”
Мы, Ваши читатели, подписчики и единомышленники, разделяем постигшее Вас безмерное горе — кончину выдающегося русского писателя и гражданина Кожинова Вадима Валериановича.
С его смертью мы потеряли идейного лидера патриотического движения России, человека с незапятнанной репутацией, подлинного интеллигента. Мы еще долго будем сверять свои мысли и дела по его книгам, статьям и идеям, будем чтить его память и пропагандировать его взгляды.
Авдеев А. В., Завьялов Г. С.
г. Москва
Дорогая редакция!
Примите наше сочувствие и неподдельную скорбь по поводу безвременной кончины Вадима Кожинова. С его исчезновением образовалась невосполнимая брешь в русской мысли.
Мы всегда ждали его Слово. И будем ждать. Его слово открывало Истину в лживом двадцатом веке. Его слово преображало и укрепляло нас, облегчало нам жизнь.
От имени группы единомышленников —
И. Костенко, Ю. Торгашёв.
г. Краснодар.
С большим прискорбием узнал горькую весть из Москвы. Умер замечательный русский литературовед, публицист, писатель, человек поистине энциклопедических знаний, певец гуманизма и любви к Отечеству, ученый, обладавший несокрушимой логикой предельно объективного исследователя, отмеченный ярким даром просветителя. С ним, с блестящим полемистом, недруги просто не рисковали вступать в недобросовестные дискуссии.
К сожалению, наше личное знакомство состоялось сравнительно недавно, но уже пятнадцать лет назад книги Вадима Валериановича, его исследования истории России, а главное поиски, настоящие открытия в мировой и отечественной историософии — философии истории, ищущей прежде всего ответы на вопросы “Почему?” — стали настольными книгами для многих людей, неравнодушных к судьбе Отечества, к русской истории и литературе. Россия находится на перепутье, в великих муках вновь стремится определиться в своей роли и значении для судьбы всего человечества. Выдающийся французский писатель, государственный и общественный деятель, член Французской Академии Даньё не раз призывал русских помнить, что они — РУССКИЕ, что у этого великого народа великое прошлое и его ожидает великое будущее. Один из лучших его представителей, один из выдающихся умов русской национальной интеллектуальной элиты — Вадим Валерианович Кожинов.
Как-то в беседе за чашкой чая в его уставленной книжными полками московской квартире я поделился своим огорчением по поводу мнения одного из авторитетных русских ученых, дескать, гибнет русский народ и великая славянская цивилизация. Вадим Валерьянович с присущей ему спокойной иронией и убежденностью ответил: не верьте скептикам, Россия пережила куда более жестокие и грозные времена, переживет, перемелет, выварит и нынешнее чужебесие. Вера в будущее народа и страны, в торжество правды и справедливости, огромный подвижнический труд поставили Вадима Валериановича в один ряд с самыми выдающимися историософами России. Вечная ему благодарная память наша и тех, кто придет за нами!
Владимир Илляшевич,
председатель Эстонского
отделения СП России.
г. Таллин.
Уважаемая редакция!
При всей своей нелюбви к громким фразам, всегда неадекватно выражающим суть переживаемого, не могу подобрать других слов, кроме “потрясение”, “боль” и “горечь”, чтобы точнее передать испытанное мной при известии о смерти Вадима Валериановича Кожинова. Убежден, что место, которое он занимал и продолжает занимать в современной русской культуре, не сопоставимо по своей исключительной значимости ни с чьим иным. Я мог бы сказать то же самое и четыре года назад, когда впервые открыл для себя его работы по истории России и русской литературы, а затем его столь блистательную и глубокую публицистику. Для меня, человека относительно молодого и занимающегося в основном зарубежной тематикой, это было внезапным открытием продолжающейся, а не оставшейся целиком в историческом прошлом и превратившейся в объект академических штудий, живой, подлинно масштабной и не исчерпавшей своих возможностей русской мысли. Согласитесь, что трудно с уверенностью применить эти слова к работе многих видных современных историков (при всем почтении к их очевидным заслугам). Не сомневаюсь, что в Петербурге, традиционно имеющем репутацию “западнического” противовеса “славянофильской” Москве, найдется множество людей, полностью разделяющих мои чувства и мою убежденность. Что же касается позорного молчания тех, кто фабрикует “информацию” и “общественное мнение” в наших центральных СМИ, то оно вовсе не удивительно, ибо кончина крупнейшего представителя современной русской культуры в принципе не может их волновать. Но сейчас не время думать о бесстыдстве наемных профанаторов. Справедливость будет восстановлена историей, и очень скоро.