Как известно, обращение еврейской общественности так и не появилось в печати. Думается, сам Сталин успел незадолго до приступа смертельной болезни отвергнуть эту идею, исходя из того соображения, что публикация любой, даже выдержанной в самом оптимистическом тоне, коллективной петиции евреев будет свидетельствовать о том, что в стране продолжает существовать пресловутый “еврейский вопрос”. Возможно, до диктатора дошел смысл предостережения, прозвучавшего в письме Эренбурга: “Опубликование “Письма”, подписанного учеными, писателями, композиторами и т. д. еврейского происхождения, может раздуть отвратительную антисоветскую пропаганду, которую теперь ведут сионисты, бундовцы и другие враги нашей Родины”11.
Вместе с тем, передумав публиковать письмо, диктатор отнюдь не намеревался возвратиться на старые позиции. Ведь с 20-х чисел февраля с полос “Правды” исчезла критика “еврейских буржуазных националистов” и их “заграничных хозяев”, неизменно присутствовавшая там до этого. А 1 марта Сталина разбил сильнейший инсульт, после которого он уже не поднялся.
Мифотворцы
Преемники власти диктатора в Кремле первым делом поспешили откреститься от наиболее одиозного его наследия, в том числе и от “дела кремлевских врачей”, спровоцировавшего антисемитскую истерию в стране. Уже в начале апреля все арестованные врачи были освобождены и реабилитированы. Казалось, что после устранения таким образом даже теоретической угрозы еврейской депортации миф о ней очень скоро развеется и исчезнет вместе с другими страхами и химерами эпохи сталинизма. Однако он оказался чрезвычайно живучим. И вот почему: во-первых, активно циркулируя в виде слухов начиная с 1948 г., он успел основательно укорениться в еврейской ментальности, опаленной многовековыми преследованиями и колоссальной национальной катастрофой в XX веке. А во-вторых, на протяжении нескольких последующих десятилетий (в ходе холодной войны, горбачевской перестройки и ельцинских реформ) его искусственно подпитывали, используя в различных верхушечных политических играх, пропаганде и книгоиздательском бизнесе.
Первый массированный “выброс” дезинформации произошел весной 1956 г., когда Н. С. Хрущев заявил одному французскому журналисту, что непосредственно причиной смерти Сталина явилось решительное выступление В. М. Молотова и А. И. Микояна против плана депортации евреев, в чем их якобы поддержал и К. Е. Ворошилов, заявивший, что эта акция может дискредитировать советское руководство своим сходством с преступлениями Гитлера. За то, что со стороны Хрущева это было чистой воды политической спекуляцией, говорит хотя бы тот факт, что в его мемуарах, вышедших спустя пятнадцать лет на Западе, Сталин на нескольких страницах распекался за антисемитизм, однако там не было даже намека, что тот собирался депортировать евреев.
Но это будет потом, а пока все сказанное новым советским лидером было принято на Западе за чистую монету. И по-другому в общем-то не могло и быть: там не были посвящены в тайны Кремля и, конечно, не знали, что в последние месяцы жизни Сталин вообще не встречался ни с Молотовым, ни с Ворошиловым, ни с Микояном, на которых наложил опалу. Спустя несколько месяцев ту же легенду, изображавшую наследников диктатора чуть ли не борцами с его безумной тиранией, пересказал в несколько модифицированном виде философу и писателю Ж.-П. Сартру приехавший во Францию Эренбург. Как близкому другу он поведал ему, что якобы 1 марта 1953 г. на заседании Президиума ЦК КПСС выступил поддержанный всеми присутствовавшими (кроме Л. П. Берии) Каганович, который потребовал от Сталина предпринять объективное расследование “дела врачей” и отменить отданное вождем распоряжение о депортации евреев в Сибирь. В ответ тот будто бы разразился угрозами в адрес “заговорщиков”, но те не дрогнули, а Микоян даже отважился заявить, что если Сталин арестует их, то в дело вмешается армия, которая на их стороне и готова занять Кремль. Рассказ Эренбурга завершался финалом в духе пошлой мелодрамы: немую сцену, возникшую после угрожающего заявления Микояна, прервал Каганович, который, не говоря ни слова, разорвал свой партбилет на мелкие клочки и бросил их в лицо диктатору. Такой камуфлет якобы так сильно подействовал на Сталина, что того тут же хватил удар и он потерял сознание*. Спустя год эту историю повторил бывший секретарь ЦК КПСС П. К. Пономаренко, который тогда был послом в Польше12.