Не гордый дух завоеваний
Зовет булат твой из ножон:
За честь, за веру грянет он
В твоей опомнившейся длани —
И перед челами татар
Не промахнется твой удар!
(“Баян к русскому воину при Дмитрии Донском,
прежде знаменитого сражения при Непрядве”.)
Особенно молодого поэта интересовали древние вольнолюбивые республики Новгорода и Пскова с их “шумом народных мятежей”.
...В незавершенной поэме “Ала” Языков, предвосхищая пушкинскую “Полтаву”, стремился описать на ливонском материале Северную войну, когда была “бодра железной волею Петра преображенная Россия”. (Эти строки Пушкин взял эпиграфом к одной из глав “Арапа Петра Великого”.)
Летом 1826 года Языков гостил у своего товарища Вульфа в псковском имении Тригорское. Здесь он познакомился и быстро сошелся с Пушкиным, жившим в ссылке по соседству в Михайловском. Встреча эта сыграла в жизни и поэзии Языкова большую роль: Пушкин, его творчество, сама его личность, его образ поэта — все это вошло в стихи Языкова:
О ты, чья дружба мне дороже
Приветов ласковой молвы...
Огнем стихов ознаменую
Те достохвальные края
И ту годину золотую,
Где и когда мы — ты да я,
Два сына Руси православной,
Два первенца полночных муз,
Постановили своенравно
Наш поэтический союз.
Пушкин, в свою очередь, высоко оценил дарование Языкова:
Как ты шалишь и как ты мил,
Какой избыток чувств и сил,
Какое буйство молодое!
Нет, не кастильскою водою
Ты воспоил свою Камену;
Пегас иную Ипокрену
Копытом вышиб пред тобой.
Она не хладной льется влагой,
Но пенится хмельною брагой;
Она размывчива, пьяна...
Известно со слов Гоголя, что, когда вышла в свет книга стихов Языкова, Пушкин сказал “с досадою”: “Зачем он назвал их: “Стихотворения Языкова”! Их бы следовало назвать просто “хмель”! Человек с обыкновенными силами ничего не сделает подобного; тут потребно буйство сил”.
В 1829 году Языков оставил Дерпт и жил в Москве, поселившись в гостеприимном доме Елагиных-Киреевских у Красных ворот. В литературном салоне хозяйки дома Авдотьи Петровны Елагиной поэт среди “благословенного круга” друзей обрел необходимое ему тепло искренних чувств, духовное общение и понимание. Здесь у Языкова часто бывал Пушкин, приходили Чаадаев, В. Ф. Одоевский, Боратынский и другие литераторы. Поэт вошел в славянофильский круг “Московского вестника”.
В годы московской жизни были написаны чуть ли не лучшие стихи Языкова. По свидетельству его современника: “Крылья поэта встрепенулись”. Его лира обрела новые сильные звуки, в которых сливались воедино “могучей мысли свет и жар и огнедышащее слово”. Пушкин говорил, что стихи Языкова 30-х годов “стоят дыбом”.
“В нашем любезном отечестве человек мыслящий и пишущий должен проявлять себя не голым усмотрением, а в образах, как можно более очевидных, ощутительных, так сказать, телесных, чувственных, ярких и разноцветных”, — эти слова Языкова как нельзя лучше характеризуют творения его зрелой поэзии. Одно из лучших — знаменитое стихотворение “Пловец”, давно ставшее любимой народной песней:
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно;
В роковом его просторе
Много бед погребено.
Смело, братья! Ветром полный
Парус мой направил я:
Полетит на скользки волны
Быстрокрылая ладья!
В душе какого русского человека не отзовется сила этих строк:
Облака бегут над морем,
Крепнет ветер, зыбь черней,
Будет буря: мы поспорим
И помужествуем с ней.
Смело, братья! Туча грянет,
Закипит громада вод,
Выше вал сердитый встанет,
Глубже бездна упадет!
Здесь создан совершенный художественный образ, общезначимый, абсолютный, многозначный и простой — символ борений жизни и предела земного бытия человека:
Там, за далью непогоды
Есть блаженная страна:
Не темнеют неба своды,
Не проходит тишина.
Но туда выносят волны
Только сильного душой!..
Смело, братья, бурей полный
Прям и крепок парус мой.
В этом стихотворении поэтом был пророчески заключен символ и его судьбы.
В 1833 году у Языкова обнаружили тяжелейшую болезнь спинного мозга. Он покидает Москву и живет в симбирском имении, где собирает русские песни для фольклориста Киреевского. В 1837 году он покидает Россию и отправляется на лечение в Германию, где знакомится с Гоголем; и с ним едет в Италию. На родину поэт возвращается в 1843 году.
Несмотря на жестокую болезнь, Языков, по свидетельству Ивана Киреевского, “...пишет много, и стих его, кажется, стал еще блестящее и крепче”. В последние годы жизни поэзия Языкова достигла то “высшее состояние лиризма, — утверждал Гоголь, — которое чуждо движений страстных и есть твердый взлет в свете разума, верховное торжество духовной трезвости”. Стихотворение “Землетрясенье”, которое Жуковский считал одним из лучших в русской поэзии, может служить образцом художественной силы образов поздней лирики Языкова:
Всевышний граду Константина
Землетрясенье посылал,
И геллеспонская пучина,
И берег с грудой гор и скал
Дрожали, — и царей палаты,
И храм, и цирк, и гипподром,
И стен градских верхи зубчаты,
И всё поморие кругом...
В основу стихотворения было положено средневековое византийское предание о происхождении молитвы “Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный”: о мальчике, взятом на небо во время страшного землетрясения в Константинополе, где он услышал ангелов, научивших его новой молитве; когда все повторили эту молитву, землетрясение стихло. Заключают стихотворение пророческие строки:
Так ты, поэт, в годину страха
И колебания земли
Носись душой превыше праха
И ликам ангельским внемли.
И приноси дрожащим людям
Молитвы с горней вышины,
Да в сердце примем их и будем
Мы нашей верой спасены.
Столь же пророчески звучат для нас и строки его стихотворения “К ненашим”:
О вы, которые хотите
Преобразить, испортить нас
И онемечить Русь, внемлите
Простосердечный мой возглас!..
Святыня древнего Кремля,
Надежда, сила, крепость наша —
Ничто вам! Русская земля
От вас не примет просвещенья,
Вы страшны ей: вы влюблены
В свои предательские мненья
И святотатственные сны!
Хулой и лестию своею
Не вам ее преобразить,
Вы, не умеющие с нею
Ни жить, ни петь, ни говорить!
Умолкнет ваша злость пустая,
Замрет неверный ваш язык;
Крепка, надежна Русь святая,
И русский Бог еще велик!
Стихотворение было опубликовано лишь в 1871 году, до этого ходило в списках в ограниченном кругу лиц. Уязвленные западники назвали “К ненашим” — “доносом в стихах”, ответив ядовитыми пародиями Некрасова и полными желчи статьями Белинского и Герцена. С их недоброй подачи к Языкову был прикреплен ярлык озлобленного реакционера, “...эти стихи сделали дело, — писал Языков о своем послании, — разделили то, что не должно было быть вместе, отделили овец от козлищ, польза большая!.. Едва ли можно называть духом партии действие, какое бы оно ни было, противу тех, которые хотят доказать, что они имеют не только право, но и обязанность презирать народ русский, и доказать тем, что в нем много порчи, тогда как эту порчу родило, воспитало и еще родит и воспитывает именно то, что они называют своим убеждением!”
Еще в пору юности поэт завещал своим друзьям:
Когда умру, смиренно совершите
По мне обряд печальный и святой,
И мне стихов надгробных не пишите,
И мрамора не ставьте надо мной...
Во славу мне вы чашу круговую
Наполните блистательным вином,
Торжественно пропойте песнь родную
И пьянствуйте о имени моем.
За несколько дней до смерти Языков призвал повара и заказал ему кушанья и вина своих поминок, на которые велел пригласить всех друзей и знакомых — согласно своему поэтическому “Завещанию”, согласно самому себе.
Умер Языков в Москве 26 декабря 1846 года.