— Нынешни завозгудали:
“Старое пора на слом!”
Ох как я схлестнулась даве
С этаким одним “орлом”!
Робкие, мол, наши души!
Рыбья (то ли рабья?) кровь!
Трепанула я “орлушу”.
Хвост-то вырастет ли вновь?
Нравится О. Фокиной характер тетушки Ангелины. Она не могла не увидеть в ней потомка тех русских деревенских женщин, которыми восхищался еще Некрасов: “Коня на скаку остановит,/В горящую избу войдет…”.
Но не будет преувеличением сказать, что и сама она под стать некрасовским женщинам. Стихи ее, созданные в “окаянные годы”, не меньший подвиг — и нравственный, и гражданский, — чем подвиг деревенской бабы, отважившейся броситься в огонь, чтобы спасти кого-то или что-то. Даже больший, потому что перед нею полыхала огнем уже не одна изба, а вся Россия, полыхала огнем предательств, лжи, воровства, кровавых разборок. Бросившись в огонь этой “большой избы”, она знает, ЧТО надо спасти в первую очередь, ЧЕМУ не дать сгореть — это любви к Родине, национальному достоинству народа, мужеству и вере его в свои силы. Такая задача по плечу только сильному характеру. О. Фокина таким характером обладает. Осознавая себя поэтом Великой России, она не намерена молча сносить унижение ее народа нищетой, оскорбление русофобией. “Орлуши” и “орлы”, гнездящиеся в правительстве и в Думе, отнюдь не господа для нее, как и она для них не “быдло”, не “чернь” презренная, и потому в разговоре с ними церемониться она не намерена:
Загнавши лошадь явно не туда,
Замордовав ее и обескормив,
Извольте бросить вожжи, господа,
Вам ничего не остается кроме.
…Забудьте зуд размахивать кнутом,
Не претендуйте больше на господство.
Язык, каким это сказано — и словарным составом, и образностью, — очень близок к языку тетушки Ангелины. Разница в одном: тетушка видит все и судит обо всем с высоты, так сказать, птичьего полета, и взгляд ее простирается не дальше деревенской околицы; у поэта О. Фокиной полет высокий, почти космический, и видит она не только родной русский Север — всю Россию и даже шире, и мыслит обо всем, как принято говорить в таких случаях, по-крупному, масштабно, потому что болеет не только за свою деревню, свой край — за всю страну. Приведу в подтверждение сказанному стихотворение, написанное в 1993 году — чем “славен” этот год, читатель наверняка помнит.
* * *
Капиталии всех стран, соединяйтесь!
Пролетарии, а вы — на дно спускайтесь, —
Не про бедного: держаться на плаву!
Продырявлен, пролетарии, ваш парус,
Ваше спаянное братство — пораспалось,
Вам осталось — погибать по одному.
Пролетарии всех стран, вы проглядели:
Смят Союз и раскувалданы артели!
Человек для человека снова — волк.
Вы посулам и посылкам обрадели,
Вы забыли
В спекуляциях
О деле,
И в войну преображается раскол.
Пролетарии всех стран, дожить готовясь,
Выворачивай карман, в котором совесть,
И вышвыривай ее, как лишний груз.
Вся духовность — на изъятие — под опись!
Воровская,
А не нравственная
Доблесть
Ныне правящим приятственна на вкус.
Пролетарии всех стран, вы, словно крабы,
В норы пятитесь — больны, унылы, слабы,
С думой ноющей: “как выть бы заморить?”
И ухватки, и повадки снова — рабьи!
Пролетарии всех стран, а Ленин прав был:
Вам его придется заново открыть!
Поразительна глубина суждений поэта О. Фокиной о самых болевых точках современности. Казалось бы, откуда у нее все это? Живет в провинции, в столице бывает по случаю (дорого), в телевизионных посиделках Шустера (“главного” ограничителя “Свободы слова”), Познера, Швыдкого, Сванидзе, Бермана не участвует (не приглашают: фамилия странная), по заграницам не шастает, самых многотиражных (и самых сексуальных) газет “КП” и “МК” не читает, а все, что происходит в стране, знает (и понимает!). Из каких источников черпает она это знание? Кто ее мудрый собеседник?
Отвечу без колебаний: народ! Она живет в н е м — это больше, чем р я д о м с ним, — думает, гневается, радуется на одной с ним волне; на все, что происходит в “верхах”, глядит его глазами, все меряет его мерой. Народ для нее, если выразиться по-современному, — главный канал вещания, одновременно — ее толковый словарь, ее энциклопедия; ну а если по-старому — неисчерпаемый кладезь мудрости, красоты и образности языка, сюжетов, тем, характеров.
Какие идеи, события нашли отражение в ее стихах? Стопроцентно — те, которые не миновали сердце народа, отозвались болью в нем, — к сожалению, пока только б о л ь ю. В этом смысле — каждое стихотворение О. Фокиной — частица народного сознания и, значит, понимания или непонимания им того, что происходит в жизни.
Поэзия О. Фокиной в самом высоком смысле национальна, потому что народна. Тот, кто захочет понять, что это значит, пусть, закрыв ее книгу, перевернет страницу-другую Мандельштама ли, Пастернака ли, Бродского ли — все равно…
Сделать это совсем не трудно: собрания их сочинений — на полках всех библиотек — сними, сдуй пыль и наслаждайся…
И постигай!
Наши потомки, если они захотят узнать, какими мы были, почему в те или другие годы поступали так, а не иначе, не минуют книг Ольги Фокиной… Добавлю: как и “озабоченных” ее современников — поэтов Евгения Нефедова, Игоря Ляпина, Леонида Корнилова, Станислава Куняева, Марины Струковой, исповедующих те же творческие принципы, что и она — поэт Ольга Александровна Фокина. Русским читателям еще предстоит открыть этих поэтов, но уже при другом министре культуры, который случайно обнаружит, что русская литература, вопреки заявлению Швыдкого, все-таки жива!..
Станислав Куняев • Крупнозернистая жизнь (Наш современник N3 2004)
Станислав Куняев
Крупнозернистая жизнь
* * *
История человечества устроена так, что после любой великой революции новая молодая власть сводит с прежней эпохой безжалостные счеты — политические, экономические, нравственные, культурные…
Новый порядок вещей всегда утверждается в умах и сердцах одновременно с искоренением и очернением прежнего уклада. Однако после того, как проносится девятый вал разрушения, неизбежно наступает время, когда очередным хозяевам жизни приходится кое-что брать из старого миропорядка, с чем-то примириться, что-то реставрировать… И лишь в нашей “криминальной революции” за все пятнадцать лет её развития было вылито на прошедшее семидесятилетие столько клеветы и лжи, было сочинено такое количество фальсификаций и подлогов, что ничего подобного во всей мировой истории припомнить невозможно. Впрочем, всё понятно: чем крупнее масштабы ренегатства — тем выше градус ненависти к порядку вещей, которому ренегаты в прежние времена ревностно служили. В исторической науке этот “комплекс Талейрана” хорошо известен.
А потому некоторые особенно ценные крупицы истины о прошлом надежнее всего черпать не из сочинений нынешних историков, социологов, экономистов и прочего обслуживающего персонала, но из судеб и творчества талантливых людей, которые в советскую эпоху подвергались преследованиям, сидели в лагерях, жили в ссылках, лишались гражданских прав… Они лишний раз не похвалят время. Их слова не подольстят сильным мира сего, они не будут выслуживаться и изменять своему призванию за чечевичную похлебку.
Я попытаюсь восстановить некоторые особенности Советской цивилизации, вглядываясь в судьбы и творчество Осипа Мандельштама (две ссылки, арест и смерть в лагере), Николая Заболоцкого (семь лет тюрем, лагерей, ссылок), Даниила Андреева (двадцать пять лет тюремного заключения, из которых отсидел десять).
Все они выдающиеся поэты сталинской эпохи, а ведь Ярослав Смеляков — сам трижды получавший срока — как-то написал: “Ежели поэты врут — больше жить не можно…” Почему я выбрал их? Потому что для многих идеологов и “политтехнологов” нынешней власти, читателей, ими обманутых, и просто доверчивых наших телепотребителей ссылки на имена Твардовского, Шолохова, Алексея Толстого, Максима Горького, Леонида Леонова мало что значат. В их глазах они, в лучшем случае, всего лишь навсего талантливые “слуги режима”. А нам сейчас страдальцев подавай, жертв политических репрессий, диссидентов… Ну что же. Поговорим о них.