Когда моя служба подходила к концу, он спросил:
— Как ты смотришь на то, чтоб связать судьбу с профессией чекиста?
А это была моя мечта с детства, он угадал мои мысли. Вероятно, в общении с ним я как-то проявил себя. Моим оформлением в органы он занимался сам. После демобилизации я вернулся в отдел и служил с ним по 1992 год. Я был холостой, но он сумел “выбить” для меня отдельную квартиру. Мы часто выезжали в командировки, так как зона его ответственности была огромной: весь Каспий — от Чечни до иранской границы
Это был уникальной доброты человек, он весь состоял из неё. Умел разговаривать с кем угодно: если собеседник был моложе – говорил с ним на его уровне, если старше – с соблюдением всех существующих приличий.
Один такой момент: приехали мы в Чечню, в Заводской район Грозного, а было очень жарко. Смотрим – пивной ларек.
— Останови машину, пивка попить хочу.
Пиво в розлив, бутылочного в то время практически не было, очередь порядочная. Он говорит:
— Ну, хохол, сейчас увидишь, как меня, советского полковника, здесь уважают.
Я был в “гражданке”, а он в камуфляже, со знаками различия – три звезды. Наверное, поэтому и сказал “полковника”, а не “капитана 1-го ранга”. Подошел к очереди и говорит:
— Уважаемые граждане, я понимаю, что жара, холодного пива всем хочется, но не разрешите ли советскому полковнику тоже утолить жажду? Безопасность страны Советов от этого никак не пострадает.
Народ весело расступился, ему тут же налили пива. Он выпил кружку, поблагодарил всех, и мы поехали.
Руслан Михайлович Арешидзе:
Что касается его знания Кавказа и Закавказья. С ним по республике мы ездили на отдых, на пикники. Я хорошо знаю азербайджанский – вырос там, понимаю армянский, слабенько, но говорю по-грузински, понимаю лезгин. Знание азербайджанского языка давало мне возможность разговаривать с татами, даглинцами, балкарцами, кабардинцами. В свое время папа возил меня по разным районам Азербайджана, я проникся уважением к этому народу. И много рассказывал Герману об их обычаях: здесь не положено громко разговаривать, тут говорить может только хозяин – и прочие тонкости. Например, приезжает гость – это в доме человек номер один: ему всё внимание, “красный угол” за столом, мягкая перина, лучший кусок. Ему это импонировало, а потом он задумался: почему на Востоке так сильны традиции? И ответил: потому что в веках сохранилась жёсткая иерархия, подчиненность младшего старшему. Такие взаимоотношения воспитываются с пелёнок, но этому специально не учат детей: ребенок именно с пелёнок понимает свое место в семье, поскольку в воспитании главное — пример родителей. Тот же русский “Домострой”, который мы когда-то утратили. То же “Поучение Владимира Мономаха детям”, которое мы по глупости забыли…
Несколько раз я пытался вытащить его на охоту, но он всегда говорил:
— Руслан, я убивать не люблю. Охота – это убийство!
— Герман, охота — это охота! Древнейший промысел человека. Спорт, наконец!
— Нет, охоту я не люблю. Вот рыбалка — это да-а-а!
Рыбак он был еще тот… Выезжали много раз, но я не помню его с удочкой. Для него выезд на рыбалку — это был повод скрыться от суеты, отдохнуть на природе. К таким поездкам он никогда не готовился, они рождались внепланово. Допустим, звонит:
— Руслан, что ты там делаешь? Если не сильно занят, заходи ко мне.
Захожу.
— Как ты думаешь, мы эту неделю хорошо потрудились? Согласен, хорошо. Значит, нам полагается отдохнуть! А если к вечеру сегодня уедем, а?
— А что такое вечер в твоём понимании?
— Ну, часа в четыре.
— Не могу, не получится. Если сильно поднапрячься, то часов в шесть или чуть позже постараюсь “закруглиться”…
— Тогда к семи разгребай дела, берем снасти, загружаемся и едем! И не тяни, не тяни!..
И так спонтанно, в тот же день, мы куда-нибудь уезжали на денёк-два. В словах “не тяни” и есть весь Герман: если он загорался какой-то идеей и не видел служебных препятствий на пути к её осуществлению, то мигом готов был встать “на крыло”. И нас, друзей своих, ворошил: по-быстрому, мужики, по-быстрому!.. А “загружались” обычно по максимуму – душа у него была такая: едем вдвоем – еды берем на четверых, едем вчетвером – на восьмерых. Поскольку или еще кто-нибудь по дороге присоединится, или лишний денёк добавится.
Полковник Сергей Иванович Кош-ев:
Так получилось, что моя служебная деятельность была достаточно узкой: я занимался разведкой и впервые пересекся с Германом Алексеевичем, решая один из вопросов, когда служил в Одессе. У нас была интересная разработка по разоблачению иностранного агента из числа военнослужащих, обучавшихся в Советском Союзе. Это был год 1986 или 87-й. Замысел наш предполагал ввести своего человека в ближайшее окружение этого иностранца, который был, по сути, резидентом одной из стран “третьего мира”, из арабских стран, и активно занимался разведывательной деятельностью — в том числе, как потом выяснилось, завербовал нашего переводчика за рубежом и работал уже с ним на нашей территории по заданию своих “хозяев”. Использовать гражданина СССР в качестве внедренного оперативного источника было достаточно трудным делом, и мы разослали ориентировки с соответствующим, очень подробным изложением того, кто нам нужен: национальность, психологические особенности, возможные связи и так далее. Недели две ждали ответа.
Неожиданно возник Герман Алексеевич. Примечательно то, что он имел достаточно второстепенное отношение к этому вопросу. Существовали другие центры, где иностранцев было больше, которыми занимались специальные люди, владеющие богатой информацией. А он курировал Каспийскую флотилию, военно-морское училище, где также были иностранные морские офицеры, проходящие непродолжительную стажировку – от шести месяцев до года. Из их числа Угрюмов и предложил кандидата для участия в нашей операции. Для непосвященных отмечу, что за столь короткий срок обучения очень сложно узнать человека, иностранного офицера, обратить его в “нашу веру” и быть в нём уверенным. А уверенным в нём надо было быть больше, чем на двести процентов. Иначе мы сами превратимся в “объект разработки” и станем пешками в чужой игре.
Автор: Уместно будет прервать Сергея Ивановича, для того чтобы вспомнить речь И. В. Сталина, произнесенную в День работников госбезопасности, в декабре 1952 года, касающуюся этой темы. “В разведке никогда не строить работу таким образом, чтобы направлять атаку в лоб. Разведка должна действовать обходом. Иначе будут провалы, и тяжелые провалы. Идти в лоб – это близорукая тактика.
Никогда не вербовать иностранца таким образом, чтобы были ущемлены его патриотические чувства. Не надо вербовать иностранца против своего отечества. Если агент будет завербован с ущемлением патриотических чувств – это будет ненадёжный агент”.
Одним словом, кандидатура, предложенная Германом Алексеевичем, оказалась вполне надежной, с его участием мы провели операцию, и, как говорят казённым суконным языком, “был достигнут конкретный положительный результат”. Нам требовалось выяснить планы и намерения агента, степень его осведомленности, круг связей в нашей стране и за рубежом, нанесенный им ущерб. Это гораздо важнее, чем взять с поличным и устроить политический скандал. О деталях операции, разумеется, умолчу, поскольку в подобных делах срока давности не существует: где огласке предаются детали в действии спецслужб, там ставятся под угрозу конкретные живые люди. У нас, как и у врачей, первая заповедь звучит одинаково: не навреди!
Герман Алексеевич умел работать по нескольким линиям. В следующий раз мы с ним встретились в Москве, в гостинице “Пекин”. Теперь он, в свою очередь, вёл подобную разработку и принимал, как всегда, достаточно нестандартные решения в разработке деталей операции. В Центре посчитали, что его план неосуществим, оторван от реальных возможностей, вызвали его “на ковёр” и подвергли резкой критике. Тем не менее он свою точку зрения не изменил. И буквально через год, в ходе дополнительных мероприятий совершенно другого органа спецслужб, выяснилось, что Угрюмов был прав.