Установлениеисторического факта — дело не всегда простое, а порой и очень трудоёмкое.Какие-либо сведения о прошлом становятся признанным наукой историческим фактомтолько в том случае, если исходят из абсолютно достоверных, не вызывающихсомнений в своей репрезентативности источников или подтверждаются несколькиминезависимыми друг от друга источниками. Когда источников мало, считаютсядопустимыми и те точки зрения, которые хотя бы не противоречат данным, добытым издостоверных источников. Но тогда речь будет идти уже не о реальных событиях ифактах, а о научных гипотезах. И если подойти с такой строго научной меркой кидеям г-на Аджи, то они не потянут даже на “статус” гипотезы. Их следуетпризнать либо фантазиями чересчур увлечённого человека, либо попыткойфальсификации нашей истории. Хотелось бы, конечно, надеяться на первое…
А вотКуликовская битва, реальность которой М. Аджи категорически отрицает, как разпринадлежит к тем событиям, которые по всем научным критериям можно считатьтвёрдо установленным историческим фактом, потому что она подтверждается вполненадёжными источниками. Они по-разному передают отдельные, подчас важные детали(численность войск, число погибших и т. д.), так что историки до сих пор спорятпо многим частным вопросам, связанным с Куликовской битвой, вплоть до точногоместонахождения её. Но то, что она произошла в сентябре 1380 года в верховьяхДона и окончилась победой русского оружия — для серьёзного, квалифицированногоисторика факт несомненный. Как и то, что вопреки утверждениям М. Аджи своивойска у русских в то время были — и княжеские дружины, и ополчение. И онипорой наносили чувствительные удары татарским войскам ещё до Куликовской битвы(наиболее известный тому пример — битва на Воже в 1378 году). А попытки М. Аджипредставить Куликовскую битву выдумкой “западных учёных”, действовавших поуказке Петра I, просто смешны. Куликовская битва нашла своё отражение впамятниках русской письменности задолго до эпохи Петра I — в ХV-XVII веках (влетописях, в “Сказании о Мамаевом побоище”, в “Задонщине”), а также в фольклоре- русском и южнославянском. И сведения об этом можно почерпнуть в “открытомдоступе” любой научной библиотеки, благо что юбилей Куликовской битвы в 1980году ознаменовался изданием множества работ, написанных об этом событиикрупнейшими историками-медиевистами (см.: Куликовская битва. Сб. статей. М.,Наука, 1980; Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины. М., Изд. МГУ,1983). М. Аджи, конечно же, не читал этих работ, иначе он никогда бы не написалтех глупостей, что были опубликованы в первом номере “Литературной России” за2005 год.
Вообще,поражаюсь дилетантам! Как это они решаются с такой категоричностью писать особытиях, абсолютно не владея материалом, с этими событиями связанным. Но заживое меня задела не та чушь, что выходит в последнее время из-под пераисториков-дилетантов, не трактовка ими каких-то конкретных сюжетов нашейистории, а оценка Ильёй Колодяжным концепции М. Аджи. “Приверженцам официальнойистории принять её трудно, но и отвергнуть нелегко”, — говорится во введении кего интервью (“ЛР”, 2004, N 50). Видимо, именно на эти слова отвечает СергейКозлов: “С бредом, пусть и околонаучным, спорить сложно” (“ЛР”, 2005, N 5). Чтов данном случае “нелегко” и “сложно”? В смысле — найти в построениях М. Аджиявные несуразицы, нестыковки, неверные посылки и т. п.? Ничего тут нетсложного: для профессионального историка-исследователя они очевидны. Еслиопровергать пункт за пунктом все высказанное г-ном Аджи, то придётся исписатьне одну сотню страниц, и никто, разумеется, такую “рецензию” не опубликует.Поэтому ограничусь лишь некоторыми сюжетами — теми, что особенно нагляднодемонстрируют “таланты” М. Аджи как историка-исследователя.
Вот,скажем, Крещение Руси. Коснувшись в интервью этой темы, оба собеседника сразуже “блеснули” эрудицией. М. Аджи попенял российским учёным, что они“согласились с греческим крещением Руси в X веке, хотя то было католическоекрещение…” “Как католическое? — изумился И. Колодяжный. — Это же при Ольгекрестили Киевскую Русь”. “Я тоже так думал…” — отвечает М. Аджи (“ЛР”, 2004,N 50).
Надо лидоказывать просвещённой публике, что Русь приняла христианство не при Ольге, апри её внуке Владимире, которого за это и назвали Святым? Но не будемпридираться к “мелочам”, посмотрим, чем обосновывает М. Аджи свое “открытие”. Атем, что сын Владимира Ярослав Мудрый был женат на дочери шведского короля,сестру Ярослава выдали замуж за польского короля, а трёх дочерей — соответственноза норвежского, венгерского и французского королей. И поскольку-де“межконфессиональные браки были строжайше запрещены Церковью”, следует вывод,что Русь в то время была католической страной…