СВЕТЛАНА СЕМЕНОВА ИЗГНАНИЕ ХИМЕР
О книге Феликса Кузнецова“Тихий Дон”:
судьба и правда великого романа”
Существовалона средневековом Западе такое определение для особо грандиозного,исчерпывающего компедиума по тому или иному, часто самому вышнему предмету ивопросу: сумма (знаменитый пример — “Сумма философии” и “Сумма теологии”Фомы Аквинского). Труд члена-корреспондента РАН Феликса Кузнецова, известногокритика и филолога, — своего рода колосс, как и “Тихий Дон”, которому онпосвящён, только в науке о литературе: современная, глубокая и убедительная,живая и увлекательная сумма, обнимающая весь, до последнего фантазма иабсурдика, упорный, разветвленный феномен антишолоховедения. Эмоциональный,внутренний импульс к такой работе, как я это чувствую, родственен тому, чтозаставлял вступаться за достоинство дорогого человека и идти на дуэль, подпулю, под удар рапиры… Здесь же речь о непрекращающемся оскорблении русскогогения XX века, великого народного творца, жизнь которого была отравлена исокращена злобным наветом, отнимавшим у него высший смысл его земного бытия,его самое дорогое детище (а то и всех его художественных чад)… Кстати, сразускажу, что Феликс Кузнецов блистательно выигрывает эту интеллектуальную, эстетическую,нравственную дуэль с десятком пасквилянтов.
Одна изчастей его книги специально посвящена скрупулезному разбору их “аргументов” -начиная с литературоведа Д* (И. Н. Медведева-Томашевская. «Стремя “ТихогоДона”», Париж, 1975; с предисловием А. И. Солженицына), с историков Макаровых,ростовского журналиста М. Мезенцева, выдвинувших Федора Крюкова на роль авторазнаменитой эпопеи, до целого ряда журналистов и литераторов, что фантазировалина ту же тему, предлагая своих претендентов: то казачьего есаула, сотрудникафронтовой газеты Ивана Родионова, то тестя Шолохова, бывшего станичного атаманаПетра Громославского, то более чем посредственного автора двух казачьихжурналов начала 1910-х годов Ивана Филиппова, то донского журналиста илитератора В. А. Севского (Краснушкина), то даже А. С. Серафимовича, а ещё в1930 году, в первую устную фазу сплетен и наветов, пытались на почвечистого недоразумения привлечь на тот же авторский трон малоизвестноголитератора Сергея Голоушева…
“Скорбныйлист” людей, тратящих своё время жизни на химерические изыскания,безудержно-нелепые измышления, питаемые неистощимой злобой, замыкается случаямиклиническими, ярко обнажающими общую, иногда скрытую под псевдонаучным обличьемпаранойю. Вот, “при участии биопсихоаналитика”, донецкой “пифии” Лихачёвой, Л.Кораблёв устанавливает наконец настоящего “гения”: жену старшего брата тестяШолохова — Александру Попову-Громославскую, а ещё один журналист объявляетавтором “Тихого Дона” её сводного брата Александра Попова… И это ещё не всё:львовский литературовед В. Сердюченко сочиняет целую “готическую” новеллу: вподвале своего дома Шолохов держал некоего забредшего к нему однажды ночьюполубезумного гения, бежавшего от страшного мира, и тот за него и наваял всетома его творений… А израильский “исследователь” Зеев Бар-Селла,“открыватель” Краснушкина, вышел теперь на самую “масштабную” из всех версию,каковую и изложил в книге «Литературный Котлован. Проект “Писатель Шолохов”»,изданной РГГУ, да ещё в юбилейный 2005 год, идеи которой растиражировала “Новаягазета”: оказывается, Шолохов — это просто “самый грандиозный литературныйпроект XX века”, автором которого было ОГПУ, а исполнителем разные писатели, втом числе на последнем этапе военной прозы “проективного” Шолохова — АндрейПлатонов. Тут бы надо поставить, как выражался Николай Фёдоров, не существующийпока в русской грамматике знак ужаса и, добавим, — отвращения.Как видите, к нашим временам “маразм крепчает”, и всё наглее и бесстыднее!
Это“собрание насекомых” (используя эпиграмматический образ Пушкина), кстати,нередко отборно поливающих друг друга, крепко сидит и бессильно извивается наразящих исследовательских булавках Феликса Кузнецова. Отметим лишь один общийдефект антишолоховедов, обнаженный в книге: при дерзании рассматриватьвыдающееся литературное произведение, выносить о нём вердикт — полнаяэстетическая глухота и некомпетентность, филологическая безграмотность впонимании азов творческого процесса, всего того, что касается художественногообраза, метафорических и мотивных ключей произведения, его сюжетики икомпозиции, его идейной полифонии, новых черт романной поэтики XX века…Недаром многие из них копаются исключительно в хроникально-исторических главах“Тихого Дона”, пытаясь торжествующе поймать Шолохова — “переписчика” и “ухудшателя”чужого текста, как “безграмотного” приготовишку, на “вопиющих” исторических ифактических ошибках (хотя при более тщательном исследовании вопроса, на что неполенился Кузнецов, сами попадают, как правило, впросак). Те же историкиМакаровы ищут в военных главах романа блох, неточностей, как будто перед нимичисто историческое сочинение. Не говоря уже о том, что после того, как нарытыеими компроматы проходят просев скрупулёзной фактологической проверкой, висследовательском сите остается лишь одна описка Шолохова, отсутствующая вдругих местах его эпопеи, да сдвиг на две недели в датировке секретёвскогопрорыва.
А вотКузнецов в своей многожанровой книге, включающей и образцово выверенноеисторическое, краеведческое исследование, и литературоведение большого стиля,прежде всего адекватно эстетически подходит к своему предмету, тонко понимая идемонстрируя степень художественного “логарифмирования” реальности в романе,образного укрупнения, стяжения и преображения её. Оттого здесь мы можемпорадоваться объёмному воскрешению образа истинного творца “Тихого Дона”,представленного психологически и мировоззренчески углублённо, а в писанияхантишолоховедов разве что горестно удивиться и возмутиться созданию каких-тонелепых, нежизненных “кентавров” (теория двух авторов, одного, главного инастоящего, и жалкого “соавтора” — Шолохова у Томашевской, Макаровых и других)или виртуального многоголового и многорукого литературного “негра”, заказанногосоветской политической охранкой. Но зачем, для какой пропагандистской цели этоей понадобилось, если “Тихий Дон” видится антишолоховедам как “белогвардейское”творение, на которое якобы не был способен по своему формированию и убеждениямШолохов, а, по другой версии, уже Серафимович, сочинив его, боялся подмочитьсвою советскую репутацию и запросто отдал на мировую славу гениальное своёсоздание молодому казачку?! Вот так сталкивая лбами разнообразные вариации наодну маниакально заданную тему, Кузнецов разительно демонстрирует само- ивзаимоуничтожение когорты её разработчиков, дикий “фарс” их писаний.