— А вы чего ждете? — вышел к ней мой следователь.
Моя жена сказала грустно упавшим голосом:
— Мужа.
Следователь сказал:
— Вам очень долго придется его ждать, — намекая как будто на мой срок, — так что советую ждать пойти к себе домой, тем более что у вас сейчас идет обыск.
Ну что после таких слов может возникнуть в сознании?
Сказал он это ядовито, торжествующим голосом, чтобы почувствовала жена, что муж арестован — он преступник. Так она и подумала, так потом и говорила:
— Спрашивает, кого ждете? Как будто не знает, что я жду мужа, что без мужа мне страшно возвращаться домой.
Да и я сам не совсем дружелюбно был расположен.
— Вы должны предъявить обвинение, прежде чем арестовывать!
— Все предъявим, — говорил следователь. — Успеется...
Долго шел разговор. В перерыве я достал молитвослов и стал молиться. Или, кажется, молился по памяти. Следователь стал звать меня, я не отвечал. Он стал кричать:
— Дмитрий Сергеевич, что с вами? — мне тогда казалось, бесстрастным голосом, а сейчас, понимаю, что испуганно: — Дмитрий Сергеевич, что с вами?
И когда я ему сказал, что я читал молитву в путь шествующих, он облегченно вздохнул:
— А я думал, что вам стало плохо.
Он волновался, он не списывал меня со своей совести, и я сейчас не могу его так просто вычеркнуть.
Вот отправлюсь в мир иной, кто прежде всех выбежит ко мне навстречу? Мой следователь! Подхватит под руку и скажет:
— Вам трудно идти, дайте я вам помогу.
Когда меня выпускали по подписке о невыезде и отдавали кое-какие вещи, он говорил:
— Дмитрий Сергеевич, это вам трудно, дайте я понесу.
Он думал, что физически здоровее меня, а вот я, тогда уже старик, оказался здоровее его. Так кто же большую понес тяжесть?
Мученья сокрушают организм, значит, у меня, вечного заключенного или подследственного, меньше было мучений, чем у него. Его организм сокрушился, он умер, а я живу. Стать следователем над ним, копаться в его грехах я не могу. Следователь стал моей совестью. Дай Бог, чтобы его совесть успокоилась.
Тогда, до ареста, меня увлекала борьба с безбожием, борьба с советской властью, перед собой мы видели только врагов, а теперь, когда страна повержена, мы все растерялись и не знаем, что делать.
Что с нами будет? Ограблены, повержены, осмеяны, и собираются нас совсем стереть с лица земли.
* * *
— Владимир Сергеевич, вы вроде сказали, что вы крещены? Сложите руки для благословения, — попросил я следователя.
Сложил, я его благословил. Это уже когда он мне возвращал мои рукописи, а руки его ходуном ходили. Я думал, он почему-то волновался, а это, вероятно, показывались признаки его тяжелой болезни.
Из рабочей среды, по приказу Коммунистической партии пошел он работать чекистом.
— Надо защищать страну, — говорил он. — Что вы думаете, мы роскошествуем? Я помню, как промерзла наша комната, в которой мы жили. Если все время искать удобств, кто их будет созидать?
Владимир Сергеевич, помолись там о всех нас, оставленных на произвол судьбы.
Не знаем мы, кто наш друг, а кто враг...… Да есть ли у нас враги? В самом деле, враг себе — это только я сам. Кругом меня друзья, а я враг себе. Потому что хочется себя оправдать, выставить в лучшем свете. А в словах: “Признавайся!” — может быть, больше правды, чем в моем: “Не признаюсь...…” Чекистов — думал я — надо обхитрить. А я вот, оказывается, обхитрил себя, глядя на то, что у нас сейчас происходит без чекистов.
Также и Сталина мы осуждали: зачем, мол, он создал такую организацию, как НКВД-КГБ. А ведь это была защита, мы теперь без них оказались беззащитными.
Я помню, когда освободился и писал, что чекисты разговаривали со мной, как друзья, надо мной смеялись: нашел, мол, друзей.
А вот друзья мои, которые все время опекали меня, были около меня… сколько лет прошло с тех пор, а некотоыре не хотят со мной даже разговаривать — Глеб Якунин, например.
Благословляя Владимира Сергеевича на прощанье, я спросил у него:
— А жена крещена?
— Да.
— А дети?
— Тоже.
Вот вам и чекисты-безбожники, а все делали, как и подобает христианам, выполняли и обрядовую сторону, может быть, инстинктом чувствуя в ней спасительную силу.
* * *
В стране нагнетается обстановка, орудуют всякие дельцы и проходимцы, честные люди в загоне. Неужели уже конец, не увидим просвета? В Апокалипсисе сказано: вряд ли Христос найдет верующего на земле, а сейчас еще есть, не только просто жаждущие веры, а по-настоящему верующие. Значит, возрождение будет!