Выбрать главу

Так что проблемы и с линиями, и с обороной, и с наступлениями остались. А ведь выходит масса книг, на книжных ярмарках глаза то разбегаются — от разнообразия, то собираются в кучку — на авторах, раньше часто просто недоступных. Да один наш Пушкинский Дом в 2001 году, например, в среднем каждую неделю выпускал по книге. И — слава Богу — без идеологического давления. И они бывали успешными номинантами на выставках, проскакивали и на государственные премии. Но — тиражи... Не буду говорить о специальной литературе. Известно, что Пушкинский Дом как академический институт помимо прочего издает академические, то есть исчерпывающе полные собрания русской классики, научно подготовленные текстологически и обильно комментированные. За нами Лермонтов, Белинский, Тургенев, Достоевский и т. д. Решусь сказать, что и снижения уровня не только не произошло, но текстологическая работа совершенствовалась и коммента­торская практика обогащалась. И кадры сохранились: из Пушкинского Дома почти никто не сбежал. Хотя не нужно думать, что филологи там не востре­бованы: скажем, американская русистика за счёт уехавших существенно обогатилась.

Так вот: недавно завершен академический Некрасов в 15-ти томах (в 22-х книгах) — готовился и издавался почти двадцать лет. Тираж первых томов — 300 тысяч. Последний — одна тысяча. Ладно, Некрасов сейчас — “черная кость”. Но отбелённая до блеска — Достоевский. Те же 300 тысяч к одной. Допустим, последние тома подобных изданий, часто как раз особенно трудоемкие, содержат интересные, однако для широкого читателя наименее привлекательные материалы. Но вот впервые начат академический Гончаров, самый полный (много новых текстов) и безукоризненно текстологически и комментаторски подготовленный. Вышли первые четыре тома, и уже “Обыкновенная история” — книга, по которой, как говорил Лев Толстой, учишься жить, — та же одна тысяча.

Неужели в триста раз сократилось число желающих “учиться жить”? Может быть, вообще упал интерес к чтению той же классики? Но неужто же в 300 раз? К тому же по историческим меркам — почти моментально. При этом ценность такого рода изданий (а их могут осуществить лишь академические институты — ИРЛИ и ИМЛИ) не только не уменьшается в 300 раз, но чуть ли не в 300 раз увеличивается. Если воспользоваться терминами экономической науки, то речь идет о производстве средств производства для будущего производства средств потребления. Ибо именно они становятся фундаментом и источником всех последующих изданий: у нас и за границей, для читателей и исследо­вателей, массово и избранно, семейно и учебно, на десятки, а может быть, и сотни лет. Когда пройдет чёрная полоса. То, что она чёрная, уже осознаётся в мире, и всё делается, чтобы она осталась полосой. После президентского доклада “Нация в опасности” в Америке принята государственная программа, ставящая целью срочно превратить страну в нацию читателей. Срочно подтягивается и Европа. И здесь нам тоже нужен срочный мобилизационный план и рывок, ибо “нация в опасности”.

Причина всего этого у нас в утрате государственной стратегии. Это и разру­шение мощной книготорговой и книгораспространительской системы, это,конечно, и материальная ущемленность основного потребителя, так называемой трудовой интеллигенции, да и вообще трудового люда.

И прежде всего — решающая роль телевидения. У нас, наверное, единст­венного в мире, полностью избавившего себя от просветительских программ типа “Российских университетов”. А ведь было время, когда публичные уроки  лучших учителей собирали телеаудитории, которые и не снились нынешнему и, видимо, строго ограниченному контингенту попсового “созвездия”, уже даже не кочующего с канала на канал и из концерта в концерт, а как бы навечно там в кривляньях застывшему.

Иначе говоря, масскультура имеет мощнейший, полностью ей на службу поставленный ретранслятор, которого не имеет та же литература. Как ни странно, но судьба литературы, и прежде всего литературной классики, как важнейшей составной нынешней общенациональной жизни в большой мере находится в руках телевидения.

Роль телевидения сейчас подобна роли, которую занимал раньше печатный станок. Можно ли представить, чтобы все типографии печатали только пивные этикетки, непристойные открытки, в лучшем случае — комиксы и не печатали книг? Вот так не “печатает” книг наше телевидение, могущее стать могучим орудием возвращения книги для нации, которая в опасности. Может быть, и в ущерб себе. Ах, ущерб? Как же — держите карман шире.