С учетом этого нужно строить и программы в школе не как некое отражение вузовских и академических курсов. Ни “Белые ночи”, ни, скажем, “Неточка Незванова” не должны, как это допускает программа — по выбору учителя, подменить “Преступление и наказание”.
Не обойтись тут и без принципа хрестоматийности, при всей его расплывчатости, условности, неопределенности все-таки несомненного. Что я имею в виду?
Когда-то Мопассан назвал самыми счастливыми писателями тех, кого помещают в книги для детского чтения. Заметьте: счастливыми.
Не всегда и не непременно писателями самыми известными, знаменитыми, выдающимися, великими. Все эти приметы не обязательно и не всегда предполагают хрестоматийность. Выдающийся поэт и один из предтеч Серебряного века Константин Случевский отнюдь не хрестоматиен, а как будто бы непритязательный Иван Никитин — не случайно непременный участник хрестоматий, во всяком случае до последнего времени.
Вероятно, в таком подборе хрестоматийности должны участвовать и ученые, и писатели, и психологи, и специалисты по возрастной психологии, может быть, и медики, и, уж конечно, хорошие учителя.
Между тем программы, учебники и хрестоматии подчас начиняются именами и произведениями, которые продиктованы внешними соображениями.
Если усиленная просоветскость, иногда и бездарная, раньше часто бывала проходным баллом в школу, то теперь место в классе готовы обеспечить бесталанной антисоветчине.
То имя — отнюдь не бесталанного — А. Галича было совсем запрещено, то вдруг предлагается для изучения в школе. А хрестоматичен ли Бродский? Не все хрестоматийно и у Гоголя, и у Некрасова, и у самого Пушкина. Заслуженную славу Окуджаве принесли его песни, но из этого еще совсем не следует, что его необходимо изучать в школе: второстепенный поэт и третьестепенный беллетрист (кроме, может быть, первой повести).
Ф. Г. Углов — великий хирург и непреклонный публицист-боец — за здоровье людей. Тут же в связи с днем рождения предложение в одной из газет: ввести эту публицистику в школу. В. Максимов — хороший писатель, но почему конференция по его творчеству сопровождается очередным пожеланием: туда его — в школу. В. Болотов справедливо пишет, что отводимых двух часов на литературу мало для того, чтобы выполнить программу. Да, количество часов нужно увеличить, но одновременно нужно программу сократить. Конечно, если рекомендовать для школьного изучения какое-нибудь “Путешествие дилетантов” (а ведь рекомендовано) и т. п., то никакого времени — ни школьного, ни внешкольного — никогда не хватит. Отбор должен быть строжайшим. Школьный стандарт (по сути, необходимый минимум), во всяком случае по литературе, вряд ли должен пугать. Важно, каким этот стандарт (уж и словечко, конечно, подыскали) будет и кого на этой основе хотят готовить. Дело-то опять в обретении критериев.
В разных рекомендациях, программах и учебниках рекомендуют или даже обязывают читать то “Божественную комедию”, то “Дон Кихота” (полностью), то “Декамерон”, то “Ярмарку тщеславия” Теккерея. Да если не перечитывали, то хотя бы пересчитывали ли авторы программ страницы этих книг? Да и прикидывали ли тиражи, то есть возможность для общей массовой школы их получить? В общем, нужно же в таких делах страницы не только читать, но и считать. При школьном знакомстве с Солженицыным повесть об Иване Денисовиче предпочтительнее книги “В круге первом” не только по сути (хотя и по сути тоже), но и по объёму.
И наконец главное: во-первых, как во Франции — французскую, так и в России должно изучать русскую литературу. Во-вторых, как можно раньше нужно начинать изучение ее истории и — линейно, а не по так называемым концентрам. Конечно, сейчас это очень трудно в связи с полной смятенностью в сроках и профильностях обучения. Но при этом — повторюсь— не опрокидывать в школу вузовское или академическое литературоведение, пусть упрощенное или укороченное. Иначе придётся идти по вершкам, а нужно — по вершинам. При этом, в-третьих, знакомство, например, с поэтической современностью, возможно, следует вести не столько персонально, сколько панорамно, не столько с разными именами, сколько с разными произведениями: в ожидании времени, когда определится, какие из имен придут в классы уже как классики.
Ясно, что и кривляющаяся мертвечина поп-культуры, и телевизионные безумства по сути ничтожны и лишь производные от вещей более существенных. И классика сама по себе не спасёт. Но всё же: нельзя, блуждая в исторических потемках, самоубийственно загасить, пусть немногие, путеводные огни.